Юлий Кошаровский●●Мы снова евреи●Глава 8 Евреи Америки включаются в борьбу

← Глава 7 Израиль включается в борьбу

Книга: Мы снова евреи Характер материала: Исследование Автор: Кошаровский, Юлий

→ Глава 9 Евреи Канады и Австралии включаются в борьбу

Копирайт: правообладатель запрещает копировать текст без его согласия

Гл. 8. Евреи Америки включаются в борьбу

Предисловие

Около двух миллионов евреев черты оседлости переселилось в Соединенные Штаты с 1880 по 1914 годы.

Евреям повезло с Америкой. Они сумели сохраниться как евреи и добиться впечатляющих успехов в этой стране. Евреям, оставшимся в Росси, досталась другая доля: войны, погромы, коммунистические эксперименты, ассимиляция и преследования… За два-три поколения американская и советская ветви российского еврейства далеко отошли друг от друга. Но американские евреи и их потомки не забыли, откуда они пришли, и их отношение к советским евреям осталось трогательно эмоциональным.

Евреям повезло с Америкой. Они приехали в страну, в которой властям не было дела до того, чем человек занимался в частной жизни, коль скоро он присягнул на верность Американской Конституции и соблюдал законы страны. Религия была отделена от государства. «Конгресс не должен создавать законов, касающихся религиозных установлений или запрещающих свободное отправление последних», — записано в первой поправке к Американской Конституции. Это означает, что Америка по закону не могла запретить евреям исповедовать свою религию. Это означает также, что Конгресс не мог превратить евреев в граждан второго сорта, установив другую общенациональную религию".

В американский плавильный котел попадают англичане, французы, немцы, евреи, негры и так далее, а выходит из него американская нация. Если вы спросите любого американского еврея, кто он по национальности, он, не моргнув глазом, скажет: «американец». И не просто скажет, он чувствует себя американцем, он за свою Америку готов в огонь и в воду. «А как же с еврейской идентичностью, с синагогами, пейсами, кипами, бар-мицвами, обрезаниями, с помощью Израилю?» — спросите вы. «Ах, это… — скажет американец, опять же не моргнув глазом, — это наша религиозная идентичность, наши традиции. Никто не заставляет нас отказываться от нашего прошлого, как, впрочем, и всех остальных. Наши традиции относятся к религии Моисеева закона».

В Америке представлены практически все религиозные направления, и это никому не мешает. Есть еврейские, китайские, негритянские кварталы, и это тоже никому не мешает. Есть интерес американцев к своим корням, желание помочь странам своего исхода, и это тоже никому не мешает. Культуры входящих иммиграционных потоков стали составляющими американской культуры в той мере, в которой они были конкурентоспособны и привлекательны для остальной части населения. Еврейство в Америке — это частное дело гражданина, до которого никому нет и не должно быть дела. Конечно, в реальной жизни не все и не всегда происходит так гладко, но в целом — российские евреи черты оседлости за одно-два поколения стали американцами, не потеряв при этом связи со своей религией, культурой, традицией и обычаями. Они с жаром включились в жизнь страны, пустили корни в ее благодатную почву и преуспели вместе с Америкой.

В то же время евреи, оставшиеся в России, прошли череду погромов и преследований со стороны властей царской России, войны, разруху, революции, гражданскую войну, голод, военный коммунизм и многое другое, о чем мы говорили раньше. Они вместе с остальным населением строили коммунизм — рай на земле в одной, отдельно взятой отсталой стране. «Не возжелай — может осуществиться», — гласит старая китайская пословица. Большевики построили полицейское тоталитарное нищее государство, обладавшее огромной военной мощью. Советские евреи получили возможность вкусить от древа познания, но были подвергнуты при этом жестокой насильственной ассимиляции. В их души было влито много яда и лжи о их собственном народе, многих научили стесняться своего еврейского происхождения. Но в них продолжала жить еврейская искра, «стремящаяся к добру, сторонящаяся зла и умеющая отличить одно от другого», как сказано в наших древних писаниях??. У них осталось уважение к добрым национальным традициям, извечная тяга к своим, ощущение общности исторической судьбы… Тем же, кто был готов уйти и раствориться, антисемитизм и дискриминация не дали забыть его происхождение. В целом, евреи Советского Союза остались евреями в своих собственных глазах и в глазах окружающих, но при этом довольно сильно оторвались от еврейской культуры, религии и традиции. «Евреи без еврейства», — будут называть многих из них в Израиле и на Западе. Советские евреи, герметично изолированные «железным занавесом», слабо представляли себе, как живут евреи на Западе. Еврейство Запада тоже слабо представляло себе, кем стали евреи бывшей Российской империи в Советском Союзе.

Нельзя сказать, что в США не было антисемитизма. Был, конечно, и есть. Иммиграционные волны заносили туда все веяния «Старого Света». Активную антисемитскую позицию занимал Ку-Клукс-Клан, католические проповедники, отдельные промышленники типа Генри Форда. Но американские евреи сумели создать ряд успешно действующих механизмов для борьбы с этим злом (советы по межобщинным отношениям, организации самообороны, лигу борьбы с клеветой и так далее).

С начала двадцатого века начался массовый прорыв американских евреев к высшему образованию. «В Нью-Йорке в средних учебных заведениях к 1931 году евреи составляли 51 процент учащихся, в колледжах и университетах к 1935 году — 46.9 процента, в бесплатных муниципальных колледжах этого города с 1915 до 1950-х годов было около 85 процентов евреев».

В целом евреи Америки внесли большой вклад в развитие американской промышленности, торговли и культуры, и имели все основания гордиться этим. Они активно участвовали в политической жизни страны и выступали за поддержку государств, воевавших против гитлеровской коалицией — в противовес изоляционистам. Когда США вступили в войну (декабрь 1941 года), многие десятки тысяч евреев записались в вооруженные силы. В ходе военных действий 36 тысяч евреев были награждены за храбрость.

В Соединенных Штатах Америки получило мощное развитие сионистское движение, в котором к середине 1940-х годов принимало участие около миллиона человек. «Осенью 1944 года президент Рузвельт официально заявил о своей поддержке намерений сионистов в отношении Эрец Исраэль».98 Вместе с тем ни сионистские, ни другие еврейские организации, ни лидеры американской еврейской общины не предприняли сколь-нибудь существенных попыток убедить правительство страны в необходимости энергичных действий для спасения европейского еврейства от гитлеровского геноцида. Когда, после окончания войны, размеры катастрофы европейского еврейства стали проясняться, это привело к возникновению своеобразной травмы еврейского общественного сознания.

— Почему? — обратился я к Джерри Гудману, бывшему генеральному директору « National conference for soviet Jewry»(«Национальной конференции в поддержку советских евреев»).100 — Почему американские евреи, так мощно и эффективно выступившие в поддержку НАШЕЙ борьбы за репатриацию, не проявили массового напора и изобретательности во время Второй мировой войны для спасения своих собратьев в Европе? Почему они оказались такими беспомощными в то время?

— Потому что это был другой мир, — ответил Джерри Гудман, — и потому, что это была другая еврейская община. В конце тридцатых годов и во время войны она еще не была в такой степени организована. В ее составе значительное место занимали иммигранты, люди, рожденные в Европе, поколение моих родителей. У них не было принято идти против власти, против правительства. Некоторые люди думают, что ничего не было. Это неверно. Были демонстрации и были протесты. Не было тех массовых выступлений и той формы организации, которые появились после Второй мировой войны.

Почему это произошло после войны? Потому что к этому времени в общине произошли некоторые изменения. Во-первых, у нас уже подрастало поколение, рожденное в Америке. Это поколение говорило по-английски, умело работать со средствами массовой информации, знало подходы к Вашингтону. Во-вторых, предыдущее поколение было бедным, в основном представители рабочего класса. Мои родители работали на фабрике. После Второй мировой войны в общине появляются профессионалы разного профиля, бизнесмены и люди, имевшие не только доступ к власти и к СМИ, но и деньги, которых предыдущее поколение не имело. Таким образом появились средства позволившие осуществлять определенные действия. В-третьих, когда в шестидесятых годах началось движение в защиту советских евреев, у нас уже было иначе организованное послевоенное поколение — у нас уже была сеть корневых местных организаций, которой не было прежде, например, «Совет по связям с еврейскими общинами».

— Играл ли Холокост в этом какую-то роль?

— Без сомнения. У нас были молодые люди, родителям которых удалось спастись во время Холокоста, и у нас были люди, которые сами прошли это… Лозунг «Никогда больше», что он означал? Этот лозунг означал, что мы никогда больше не позволим евреям идти на заклание подобно овцам. Я думаю, что это было ложное утверждение. И вы, и я знаем, что евреи Европы далеко не всегда шли как овцы на заклание. Это вымысел и обман в отношении многих, умиравших как герои. Многие евреи учувствовали в партизанском движении, пятьсот тысяч евреев воевали в составе Красной Армии, многие воевали в составе французской армии. Были евреи, которые поднимались на борьбу в лагерях смерти, и это было очень непросто. Тем не менее, существует миф, частично справедливый, построенный, подобно многим мифам, на некоторой реальности.

Когда я стал директором «Национальной конференции в поддержку советских евреев», в составе штата нью-йоркского отделения нашей организации была Зиси Шнур. Ее родители прошли катастрофу. Она, кстати, не знала об этом, когда была ребенком. Родители никогда не рассказывали ей. Она открыла это значительно позже. Но она росла в окружении людей, подобных ее родителям, и у нее была сильная мотивация работать в нашей организации. Или возьмем мою собственную историю. Моего деда убили в рижском гетто. Когда я был еще студентом, я поехал в Россию и встретился там с моим единственным оставшимся в живых дядей. Он рассказал мне свою историю. Через несколько лет, когда я уже был молодым сотрудником в еврейской общине, я услышал о еврейских активистах в Риге, боровшихся и преследуемых… История моей семьи и вот эти новые преследования сложились в одну картину.

Таким образом, после войны у Америки и у американского еврейства постепенно появился другой профиль. Вы, активисты сионистского движения, имели дело с Америкой, которая уже начинала чувствовать свою вину за то, чтó она НЕ СДЕЛАЛА для спасения евреев во время Второй мировой войны.

— Чувство вины?!

— Почему, например, сенатор Джексон включился в нашу борьбу? Он сам был сыном иммигрантов и всегда говорил об этом. Когда он впервые пришел к руководству «Национальной конференции» с идеей своей поправки, он нам сказал: «Я сам — сын иммигрантов. Я знаю, что значит найти отечество». На американцев подействовали истории Холокоста, появившиеся в пятидесятых годах. Люди начали говорить, что американцы могли сделать больше и должны были сделать больше, и это повлияло на многих членов Конгресса. Евреи, которые еще не голосовали во времена Холокоста, теперь уже имели некоторое влияние на членов Конгресса. Они говорили: «Если кто-то забыл об этой трагедии, то мы ему напомним».

В конце пятидесятых годов в Америку пришел «Бар». Он пришел в страну, готовую к его приходу: американцы начали реагировать на ситуацию с евреями в Советском Союзе задолго до появления «Бара» в США. «Существовало несколько групп, озабоченных положением советский евреев. Например, „Американское еврейское рабочее движение“, в особенности „Еврейский рабочий комитет“. Старые бундовцы в этом комитете, настроенные как антисоветски, так и антисионистски, выражали тревогу в связи с лишением советских евреев национально-культурных прав (религиозные права их не интересовали). Ортодоксальные религиозные общины и любавических хасидов беспокоило лишение евреев их религиозных прав. Сионистские группы выражали озабоченность в связи с религиозными правами и видели в советских евреях резервуар для алии в Израиль».

В 1951 году Американский национальный комитет еврейских рабочих потребовал от Госдепартамента расследовать условия, в которых проживают в СССР евреи и другие национальные меньшинства, и призвал его более активно использовать передачи «Голоса Америки» для демонстрации дурного отношения властей к национальным меньшинствам. Были также гневные реакции на процесс Сланского и на «дело врачей».

Большие изменения произошли вместе с потеплением международной обстановки и изменением правил игры между сверхдержавами в «духе Женевы». Проблема советских евреев и их эмиграции стала в это время не только одним из вопросов советско-израильских отношений, но и отношений Восток-Запад. В мае 1956 году тридцать семь американских писателей опубликовали протест против советского обращения с евреями. Раввинатский совет Америки послал в Советский Союз две делегации для изучения еврейской религиозной жизни. Эти делегации вернулись с широко опубликованным выводом о том, что еврейская религиозная жизнь в СССР находится на грани полного исчезновения.

В такую Америку пришел «Бар», «руководимый блестящим юристом-дипломатом Меиром Розеном, в распоряжении которого были рабочие отношения с членами кабинета министров президента Кеннеди… Он открыл свой офис в Нью-Йорке и начал работать с директором организации „Президентов основных еврейских организаций“ Егудой Хеллманом. Вместе они разрабатывали стратегию по мобилизации американской еврейской общественности. Израильская роль при этом оставалась строго конфиденциальной. Даже существование „Лишкат Акешер“ (другое название „Натива“) оставалось государственным секретом вплоть до начала 1990-х годов».

"Биньямин Элиав, генеральный консул Израиля в Нью-Йорке, имевший опыт работы в Советском Союзе, сумел привлечь к этой работе Моше Дектора… Образованный ньюйоркец, Дектор отличался глубоким знанием еврейской культуры, великолепным владением иврита, сионистскими убеждениями и интеллектуальной прямотой… У него был талант публициста. Дектор заложил основы систематической пропагандисткой деятельности «Бара».105 Он работал редактором лево-ориентированного, но весьма антикоммунистического издания «Новый Лидер». Как и Литвинова в Англии, Дектора отличала исключительная приверженность к точной, без преувеличений и сенсаций, подаче материала. Дектор публиковал на страницах «Нового Лидера» протесты левых интеллектуалов и коммунистов. Он также организовал центр по исследованию еврейских меньшинств.

Во время визита Никиты Хрущева в Соединенные Штаты в сентябре 1959 года советское руководство и сам Хрущев испытали немало беспокойства в связи с еврейским вопросом. Хрущев не согласился встречаться с руководителями еврейкой общины в Америке. В результате он получил выражение их тревоги из уст президента Соединенных Штатов Эйзенхауэра… Озабоченность выразили также многие другие официальные лица.

В начале шестидесятых годов в Советском Союзе началась новая кампания, будоражившая общественное мнение на Западе — борьба против экономических преступлений. Среди осужденных по этим процессам мелькали почти исключительно еврейские фамилии. «Когда в июле 1961 года на Запад проникла информация о том, что вопреки уголовному кодексу людям дают высшую меру наказания по экономическим обвинениям (высшая мера была предусмотрена только за измену, шпионаж, саботаж, терроризм, бандитизм и преднамеренное убийство при отягчающих обстоятельствах)… это вызвало негодование».

В то же время в Соединенных Штатах разворачивалась кампания за права негров и, несколько позже, кампания против войны во Вьетнаме. В обеих кампаниях принимали участие многие молодые евреи. Они набирались опыта, осваивали технику борьбы, «оттачивали зубы».

«Главными факторами, влиявшими на наше движение, — вспоминает Джерри Гудман, — было чувство боли и разочарования, оставшееся от Холокоста, и то что мы в действительности ничего не знали о происходившем с вами в Советском Союзе. Начались какие-то процессы. В начале шестидесятых годов евреев снова начали арестовывать, теперь за экономические преступления. Когда состоялась первая конференция по советским евреям, мы о вас еще ничего не слышали. Не было отказников, мы ничего не слышали о Кошаровском, Натан Щаранский едва только родился, мы никого не знали. Мы сделали это потому, что евреев арестовывали за экономические преступления. Я никогда этого не забуду! Мы были такие невежественные и такие эмоциональные… У нас была встреча в Филадельфии. Мы составили целую декларацию по правам советских евреев. Там было восемнадцать пунктов. Семнадцать из них — о культуре, религии, иврите… Под номером восемнадцать, последним, стоял пункт о воссоединении семей. Мы были невежественны в отношении вас и в отношении всего остального. Вы были еще „евреями молчания“. У нас многие думали, что под „евреями молчания“ Эли Визель имел в виду американских евреев. Нет, он имел ввиду вас.

Что нам помогло? Шоа (Катастрофа) и движение за гражданские права в Америке. Когда афроамериканцы начали создавать свое движение за гражданские права, много молодых евреев вошли в это движение. Позже они трансформировали эмоции и технику борьбы на работу для советских евреев. Некоторые из первых членов организации „Студенты в борьбе за советских евреев“, включая меня самого, были до этого членами движения за гражданские права. Мы тогда довольно упрощенно воспринимали освобождение советских евреев как движение за гражданские права — и, не задумываясь, прыгнули в эти воды».

У американской еврейской общины нет единого представительского органа, у них много разного рода организаций. «Американцы традиционно реагируют на проблему созданием комитета или организации. Потом, правда, случается и так, что проблема, для решения которой была создана организация, забывается…». «Спектр еврейских организаций — от синагогальных союзов и раввинских ассоциаций до различных братств, групп защиты гражданских прав и обществ помощи новым репатриантам, кажется бесконечным». Сегодня имеется по меньшей мере триста общенациональных еврейских организаций и бесконечное количество местных.

«Американские еврейские институции, выросшие из великой русской иммиграции и Первой мировой войны: „Американский еврейский комитет“, „Американский еврейский конгресс“, „Антидиффамационная лига“, „Национальный Совет Еврейских Женщин“, „Федерации“, „Объединенный Распределительный Комитет“ и „Объединенный Еврейский Призыв“ — по сей день остаются центральными органами организованной еврейской жизни. Совместно с „Объединением синагог“, сионистским движением и „Бнай-Брит“ („Дети союза“), они являются основными строительными блоками политической и финансовой машины американского еврейства. Почти каждая другая еврейская организация либо является комбинацией этих организаций, либо она не играет сколь-нибудь значительной роли». Эти организации составляют американский еврейский истеблишмент. Несмотря на то, что большинство организаций имеют свою четко обозначенную нишу, это конкурентное пространство, в котором идет постоянная борьба за сохранение и расширение влияния, за увеличение сбора средств на осуществление различного рода проектов.

На фоне осознания Холокоста и начавшихся судебных преследований еврее за экономические преступления тема советских евреев становилась все горячее. Американские евреи отреагировали на это традиционным способом — создали соответствующие организации. Таких организаций почти одновременно было создано целых четыре. Одна из них, самая престижная и мощная, была создана истеблишментом по инициативе и в сотрудничестве с «Нативом». Она получила название «Национальная Конференция в поддержку советских евреев». Остальные организации были созданы частными гражданами по их собственной инициативе. Это были: «Объединение Советов в поддержку советских евреев», основателем и первым президентом которого стал ученый из НАСА и еврейский активист Луис Розенблюм; «Студенты в борьбе за советских евреев», основателем и первым президентом которой стал раввин Яаков Бирнбаум; и «Лига защиты евреев» раввина Меира Кахане, появившаяся несколько позже остальных. Не являющиеся частью истеблишмента организации зачастую находились в той или иной степени оппозиции по отношению к его политике, доставляя ему немало хлопот и нередко вынуждая менять позицию по вопросам стратегии и тактики борьбы. Они также нередко конкурировали друг с другом.

«Национальная Конференция в поддержку советских евреев»

«Пришлось много и упорно заниматься убеждением еврейских организаций, — вспоминает Нехемия Леванон, — чтобы они согласились создать отдельную организацию, целиком посвященную борьбе за советских евреев… В новых условиях необходимо было добиться координации наших действий и исключить абсурдную конкуренцию и сумбурную „беготню“ в министерство иностранных дел, Белый Дом и Конгресс».

«Правительство Израиля, — вторит ему Джерри Гудман, — было важным компонентом того, почему и как мы это сделали. Можно обвинять „Бюро по связям“ („Натив“) в миллионе вещей, но без него не было бы „Национальной Конференции“. В 1963 году израильтяне доставили в Американский Еврейский Комитет (АЕК) книгу Трофима Кичко „Иудаизм без прикрас“. Они отдали эту книгу Морису Абрамсу, президенту АЕК и в то же время американскому представителю в „Комиссии по правам человека“. Это была ужасная книга с антисемитскими рисунками. Она была настолько безобразна… — можно было подумать, что ее взяли из нацистской пропаганды, из „Der Stürmer“! Морис Абрамс созвал пресс-конференцию и представил эту книгу миру. Такие вещи мобилизуют, и это именно то, чего хотели израильтяне. Мы распечатали несколько копий этой книги. Когда люди ее видели, они приходили в ярость. Ведь одно дело, когда еврейская организация выпускает пропагандистскую брошюру, и совсем другое дело, когда ты видишь оригинал, сделанный в Советском Союзе. Это был 1963 год. Первая „Национальная Конференция“ состоялась в апреле 1964 году в Вашингтоне в отеле Вильярд. Впервые 24 национальные еврейские организации Америки собрались вместе, чтобы обсудить проблему советских евреев. Эта книга была там представлена, и она потрясла всех».

На заявление Абрамса последовал официальный ответ со стороны идеологической комиссии ЦК КПСС, напечатанный в «Правде» от 4 апреля 1964 года: «Автор книги и авторы предисловия неправильно интерпретировали некоторые вопросы, касающиеся возникновения и развития этой религии (иудаизма)… несколько ошибочных положений и иллюстраций могут оскорбить чувства верующих и интерпретироваться как проявление антисемитизма…» Публичное представление книги и реакция советских властей подтверждали правильность предпринятых шагов.

Созыву «Национальной Конференции» способствовало еще несколько важных событий. «21 октября 1963 года Моше Дектор провел в международном центре Карнеги конференцию на тему „Положение советских евреев“. Конференцию Дектора поддержали судья Вильям Дуглас, доктор Мартин Лютер Кинг, сенатор Леман и многие другие видные общественные и политические деятели. Она продемонстрировала миру всеобщую, а не только еврейскую, озабоченность и выступила с „Призывом совести в поддержку советских евреев“, сопровождавшимся рядом протестов советскому правительству».

Артур Гольдберг, член Верховного Суда Справедливости США, познакомившись в сентябре 1963 года с отчетами о положении советских евреев, пригласил к себе сенаторов-евреев Рибикова и Джавитса. Он предложил им обсудить создавшееся положение и выяснить, чтó можно в связи с этим предпринять. Трое пришли к выводу, что евреям пора прекратить молчание по этому вопросу и, возможно, Соединенным Штатам следует поставить вопрос о дискриминации советских евреев перед Советским Союзом. Они переговорили об этом с государственным секретарем Дином Раском. Затем, Гольдберг и Рибиков как бывшие члены кабинета министров Кеннеди были в Белом Доме на некой церемонии и использовали эту возможность для разговора с президентом Кеннеди. Они были удивлены его осведомленностью. По ходу разговора Кеннеди позвонил Томсону, и последний договорился с советским послом Добрыниным о встрече. На встрече, продолжавшейся четыре часа, Добрынин отрицал, что у советских евреев есть какие-то специфические проблемы. Голдберг и Рибиков предложили Добрынину выяснить, может ли этот разговор быть продолжен в Москве с Хрущевым. Добрынин ответил, что Хрущев уже извещен о встрече и получит по ней полный отчет. Если он решит, что дальнейшие обсуждения могут быть полезными, ответ будет передан Голдбергу. Хрущев никакого ответа не дал. Тогда 19 ноября по просьбе Голдберга была созвана специальная встреча главной американской еврейской организации — «Конференции Президентов». На ней Гольдберг выразил мнение, что дальнейшее молчание в вопросе о советских евреях нежелательно, предупредив, однако, что протесты должны быть взвешенными и не затрагивать двусторонних отношений между СССР и США. Он поддержал предложение о созыве общенациональной мобилизационной конференции и предложил провести образовательные программы о положении советских евреев по всей стране.

Позиция Гольдберга помогла лидерам еврейского истеблишмента преодолеть мучившие их сомнения. Одно из основных сомнений состояло в том, что активная публичная кампания может навредить самим советских евреям — ведь это на них обрушится гнев советских правителей. Сторонниками такой точки зрения были влиятельные общественные деятели Нахум Гольдман и Роуз Гальперин, предпочитавшие методы тихой дипломатии.

Немало головной боли представляли также трудности организационного характера, связанные с прерогативами организаций и их взаимной ревностью и подозрительностью. «У нас были национальные организации, — вспоминал активный сторонник открытой борьбы Луис Розенблюм, — которые знали о проблеме советских евреев, но у каждой были свои специфические заботы и интересы, в результате чего они были не в состоянии прийти к согласию ни по одному вопросу. А когда вы не можете согласиться, что вы делаете? Вы ничего не делаете».

— Вы участвовали в работе этой конференции? — спросил я Джерри Гудмана.

— Да. Я был тогда еще мальчишкой. Они предложили мне после этого стать первым координатором этой организации. Но что я знал тогда? Я сказал «да» и сделал все возможные ошибки… Нужно было организовать встречу, и я послал письма с приглашениями на бланке «Американского еврейского комитета». Один из представителей «Американского еврейского Конгресса», Шед Полье, оскорбленный тем, что письмо пришло на бланке конкурирующей организации… я никогда этого не забуду!.. встал и спросил: «Кто этот идиот, который прислал мне это письмо?» А я, мальчишка, сижу там в углу… потом поднимаюсь и говорю тихо: «Вот … я…». Моя вторая степень в международных отношениях не давала мне необходимой подготовки для этих дел… рубцы на моей спине свидетельствуют … Но я учился быстро. Мы сделали бланк письма конференции. Новая организация получила название «Американская Еврейская Конференция по советским евреям». 1964 год.

— Так Национальная Конференция стартовала в 1964 году?

— Я объясню… Как это было? На первой встрече было решено, что мы не можем просто встречаться и обсуждать, что-то должно делаться впоследствии. Поэтому двадцать четыре национальные еврейские организации учредили «Американскую Еврейскую Конференцию по советским евреям». Доброволец-профессионал в одной из организаций учредителей рассылал материалы, устраивал встречи, рассылал расписание работы и все такое. Каждые полгода устраивалась очередная встреча Конференции. Потом Конференция стала делать определенные вещи. У нас была например ночная демонстрация, устроенная в Вашингтоне раввином Диком Хиршем — «Церемония Вечного Огня для советских евреев» и подобные вещи. «Национальной Конференции» в полном смысле слова тогда еще не было. Не было отдельного бюджета, офиса, штата сотрудников… Но тогда ведь не было еще и движения отказников и не было еще самих отказников.

Несколько иначе видит этот процесс Луис Розенблюм, ставший в последствии президентом общенациональной организации «Объединение советов в поддержку советских евреев», оппозиционной к «Американской Конференции».

"Конференция была созвана в апреле 1964 года — вспоминает Лу Розенблюм — ответственным за организацию конференции был назначен «Национальный совет по межобщинным отношениям». Он предложил главным еврейским организациям выбрать делегатов на то, что называлось «Американская еврейская Конференция по советским евреям». Мы услышали об этом и подумали, что для нас это будет отличная возможность узнать больше по теме и встретить других людей, заинтересованных в советских евреях. В то время еще не было связи и общения между различными группами, занимающимися советскими евреями. Мы подали заявку на участие в конференции через «Союз Американских Реформистских Синагог» в составе делегации от Кливленда. Было несложно получить приглашение, потому что никто особенно на эту конференцию не рвался. Там были делегаты, которые приехали туда, почти ничего не зная о советских евреях.

На конференции собралось около 500 человек со всей страны. Она была хорошо подготовлена и организована: повестка дня со всем, что должно было иметь место, включая список предлагаемых резолюций для голосования, была выслана заблаговременно всем участникам. В последней резолюции под номером 14 предлагалось, чтобы после окончания конференции президенты общенациональных еврейских организаций встретились и обсудили, как воплотить в жизнь решения конференции. Последняя резолюция показалась нам попыткой уклониться от необходимых решений и избежать возможных проблем. Поэтому мы предприняли некоторые действия для исправления ситуации. Мы составили предложение резолюции под номером 15, в ней предлагалось создать общенациональную организацию, которая продолжила бы работу конференции на постоянной основе. Мы обзвонили и написали письма людям, озабоченным, как мы знали, положением советского еврейства. Кроме того, поскольку к приглашению был приложен список участников конференции от различных организаций, мы написали письма этим людям также. Мы изложили им наши опасения об исходе конференции, приложили копию предлагаемой нами резолюции и попросили их поддержать нас…

В аэропорту Вашингтона нас встретил глава «Союза Реформистских Синагог» и предложил … снять наше предложение. «Я лично полагаю, что ваше предложение правильное, но это может создать мне, как главе организации, много проблем, поэтому я прошу вас спустить это дело на тормозах» — сказал он.

Я был тогда еще очень наивен, и в данном случае это было хорошо. В отеле, в котором проходила конференция, мы продолжали лоббировать нашу резолюцию. «Что будет дальше — говорили мы — когда вы вернетесь в свои общины? Что вы скажете людям? Что вы предложите им делать? Не будет национальной организации, к которой вы могли бы обратиться за поддержкой, по сути дела не будет никого, к кому вы сможете обратиться». Мы были убедительны. Мы подали предложение по этой резолюции из зала заседаний. Председательствующий пытался аннулировать ее как неприемлемую… шум, крики о демократии… в конце концов он согласился. Наше предложение была предложено собранию и принято подавляющим большинством голосов. Мы думали, что мы победили…

После этого голосования выступил председатель Конференции Исайя Минкоф, профессиональный глава «Национального совета по межобщинным отношениям». Это был общественный деятель с большим стажем и прекрасной репутацией. Он сказал: «Это ошибка. Группа „бундовцев“ пришла сюда и нанесла большой вред конференции». Я даже не знал, что такое «бундовец», я не мог понять, о чем он говорит, а он в гневе… просто снова вернулся к битвам своей юности.

Тем не менее, наше предложение было включено в текст в составе резолюции, которая теперь имела дополнение: «Наше следующее предложение состоит в том, что президенты изыщут средства для продолжения деятельности Конференции на постоянной основе с адекватным штатом сотрудников и финансовым обеспечением, с тем чтобы осуществить резолюции Конференции».

Для Израиля создание Американской Конференции позволяло в какой то мере скоординировать сложный механизм взаимодействия различных и устранить их самостоятельную и сумбурную беготню «наверх». Обладая в то время почти монопольными владением информации о положении советских евреев, Израиль получал в свои руки достаточно мощный инструмент воздействия. При этом, интенсифицируя борьбу, Израиль мог позволить себе еще достаточно долгое время оставаться за кулисами, избегая прямой конфронтации с Советским Союзом по этому вопросу.

Координировать американские еврейские организации — задача не из простых. Многие активисты были недовольны видимой пассивностью Американской Конференции.

«В течение следующих шести лет, — вспоминает Луис Розенблюм, — мы приложили много усилий, чтобы превратить Конференцию в эффективную организацию, но нам это не удалось… Были еще конференции, национальные и местные, на этих конференциях мы выражали нашу озабоченность и пытались добиться большей активности… Когда мы поняли, что они к этому не готовы, мы решили делать это сами — настолько хорошо, насколько сможем. Мы приступили к созданию сети людей, которые были или могли стать лидерами по теме советских евреев в своих общинах»

— Вы действительно были такими пассивными, как об этом говорят представители оппозиционных организаций? — спросил я Джерри Гудмана.

— Мы начали делать определенные вещи, — ответил он, — но они происходили спорадически, нерегулярно и без определенной стратегии. Только после Ленинградского процесса «Бюро по Связям» предложило резко увеличить активность, и тогда было принято решение создать постоянно действующую группу сотрудников. Этим занялся специально созданный комитет. В июне 1971 года он вышел с предложением создать постоянно действующую организацию — «Национальную Конференцию в поддержку советских евреев» — с отдельным бюджетом, штатом сотрудников и собственным офисом. Некоторые группы были против этого решения, сама «Конференция Президентов», организовавшая эту встречу, была против этого. Я помню, их председатель предложил: «Вы можете работать в нашем офисе». Кто-то еще предложил свой офис…

— Кто был первым президентом «Национальной Конференции»?

— Ричард Маас. Я согласился стать исполнительным директором при одном условии — тут Джерри лукаво улыбнулся — мне следовало бы, конечно, поставить больше условий, например, пенсию для моих детей, но я был недостаточно умен… я поставил только одно условие: Ричи Маас, с которым я работал в «Американском Еврейском Комитете» (он работал там председателем международной комиссии), будет первым президентом. И он им стал и пользовался большим уважением. То, что мы хорошо знали друг друга и могли работать вместе, было очень важно. Мы не могли позволить себе роскошь тратить много времени на знакомство со всеми избранными руководителями, работавших на добровольных началах. Мне было просто и комфортно работать с ним. Мне дали 11 тысяч долларов и офис. Вначале у нас не было денег на зарплату сотрудникам… Я платил штату из собственного кармана в течение четырех месяцев, частично из тех денег, которые платили мне. Я не хочу этим сказать, что я был лучше других. Это был мой вклад, это было мое чувство долга. Я стремился сделать все возможное, чтобы эта организация двигалась вперед. Потом мы получили наш собственный офис… Остальное, как мы говорим, принадлежит истории. Так мы начинали.

У новой организации очень быстро появилась оппозиция. Оппозиция истеблишменту тогда вообще была в духе времени. Это была пора отказа от общепринятых ценностей, ниспровержения идолов, гражданского неповиновения и борьбы против всего того, что не только было истеблишментом, но и напоминало его. «Дети цветов» отказывались носить приличную одежду, жить в загазованных городах. Они уходили на природу, создавали свои коммуны. Бурлили студенческие кампусы, молодежь восставала против родителей, ширилось движения за права негритянского населения, поднималась волна протестов против войны во Вьетнаме. Во всем этом евреи принимали самое активное участие. Но оппозиция по вопросу советских евреев была несколько иной. Она не столько восставала против истеблишмента, сколько пыталась подтолкнуть его к более активным действиям. Молодые еврейские сердца не готовы были повторять грех бездействия старшего поколения во время Холокоста и раз за разом ставили истеблишмент в неловкое и даже глупое положение своей критикой и собственными отчаянными действиями.

«Нам не нужна Конференция, нам нужна борьба» — сказал по этому поводу раввин Яков Бирнбаум и через три недели после образования Американской Конференции созвал учредительный съезд оппозиционной организации «Студенты в борьбе за советских евреев».

«После третьего съезда, — писал Луис Розенблюм, организовавший еще одну оппозиционную организацию „Объединение Советов в поддержку советских евреев“, — большинство тех, кто был серьезно предан идее помощи советским евреям, стали приходить к заключению, что нет надежды сделать из „Американской Еврейской Конференции“ жизнеспособную организацию. Она обеспечивала лишь видимое присутствие в средствах массовой информации… Ее мероприятия происходили спорадически, и в них отсутствовало логическое продолжение. Организация была крайне неповоротливая и не могла обеспечить адекватный ответ на быстро развивавшиеся акции советских властей, такие, например, как Ленинградский процесс 1970 года».

Да, это была еврейская оппозиция. Она разделяла тревогу истеблишмента, однако считала, что «Национальная конференция» делает слишком мало, слишком медленно, и слишком неэффективно.

«Студенты в борьбе за советских евреев»

«Ранней весной 1964 года внушительный человек средних лет с клинообразной бородой и явным английским акцентом появился в студенческом городке университета „Ешива“ в верхнем Манхеттене. Неделями он ходил от двери к двери, стремясь привлечь внимание студентов к вопросу, о котором очень немногие слышали в ту пору: спасение евреев Советского Союза. Этот человек, Яков Бирнбаум, прибывший в Нью-Йорк из английского Манчестера, пытался убедить американских евреев подняться против того, что он называл „духовным геноцидом“ советских евреев. Он считал, что только у евреев Соединенных Штатов есть достаточно ресурсов и связей, чтобы изменить ситуацию».

Так начиналась одна из наиболее активных и в то же время достаточно умеренных с точки зрения выбора средств организаций, оппозиционных истеблишменту. Бирнбаум прекрасно видел, что без истеблишмента, его ресурсов, организационных возможностей и общественно-политических связей на такую махину, как Советский Союз, оказать воздействие будет крайне трудно, если вообще возможно. Поэтому он всегда стремился к взаимодействию с истеблишментом и видел деятельность своей организации как экспериментальную площадку для проверки различных форм борьбы и для выработки правильной стратегии воздействия на тоталитарную сверхдержаву… «Студенты» были часто на несколько шагов впереди других истеблишментских организаций в понимании природы этой борьбы. Историк Мартин Гильберт называл Бирнбаума «отцом движения за советских евреев».

Бирнбаум предложил использовать в конфронтации с Советским Союзом тактику шумных открытых протестов, используемую движениями за гражданские права внутри Соединенных Штатов. Применять такую тактику против сверхдержавы, которая если и не была, то, во всяком случае, выглядела как наиболее могущественная империя в человеческой истории, представлялось абсурдным. Кроме того, для еврейского движения в то время это было еще необычно и дискомфортно. Еврейское руководство придерживалось выработанной веками рассеяния тактики тихой дипломатии, опасаясь, что открытые протесты на еврейскую тему, да еще в далеком от Америки Советском Союзе, могут вызвать волну антисемитизма внутри самих Соединенных Штатов и усложнят им контакты на общественно-политическом уровне. (Именно такой подход постоянно демонстрировал прекрасный дипломат, глава Всемирного Еврейского Конгресса, Нахум Гольдман). Революционным в то время выглядело и требование Бирнбаума бороться за эмиграцию из Советского Союза, а не ограничиваться просьбами о снятии ограничений культурно-религиозного характера и воссоединения семей. Организация Бирнбаума верила в необходимость увеличивать давление на администрацию в Вашингтоне с тем, чтобы превратить вопрос о положении советских евреев в важную тему международной политики. «Студенты» первыми опробовали и персонификацию движение советских евреев на примерах конкретных активистов. Они провели целый ряд мероприятий, превративших это движение из абстрактной идеи в конкретные человеческие лица, семьи, их борьбу и страдание.

В листовке, распространенной на учредительном собрании организации 2 апреля 1964 года, говорилось: «Подобно тому, как мы озабочены страданиями негров и боремся за улучшение их положения, мы должны научится чувствовать невысказанную и удушающую боль столь многих наших братьев в России… Осуждая молчание и бездействие во время нацистского Холокоста, можем ли мы молчать теперь?»

Многие молодые американцы еврейского происхождения видели в неспособности еврейства предпринять достаточные усилия для спасение своих соплеменников в Европе источник постоянного стыда. С другой стороны, многие из них ощутили на себе искупляющую силу публичного протеста в кампании за гражданские права. Бирнбаум увидел возможность канализировать эти эмоции в эффективную публичную кампанию. На учредительном собрании Бирнбаум ознакомил собравшихся с четырьмя основными элементами предлагаемой им стратегии борьбы, ставшей в дальнейшем основными для всего движения в поддержку советских евреев: пробудить спящее американское еврейство и еврейский истеблишмент; выставить напоказ фальшивую пропаганду Советского Союза и его претензии на строительство идеального сообщества; оказывать давление на Вашингтон с тем, чтобы он взял на себя роль активного защитника советских евреев; способствовать повышению морали самих советских евреев.

«Вначале нас было четверо, — вспоминает бессменный общенациональный координатор „Студентов“ Гленн Рихтер, — Яков Бирнбаум, Артур Грин, Джимми Торсценер и я. Мы все были вовлечены в американское движение за права человека. В начале шестидесятых годов практически не было никакой информации о советских евреях. „Лишка“ ее не публиковала. Потом Моше Дектор, лево-ориентированный издатель, начал публиковать некоторые материалы. Это были очень интересные материалы. В январе 1963 престижный журнал „Иностранные дела“ опубликовал его статью „Положение евреев в Советском Союзе“. Там были некоторые документы, которые, я думаю, дала ему „Лишка“. Я читал эти материалы, потому что моим основным курсом в университете была политика. Прочитав их, я сказал моим друзьям, и не забудьте, это был 1963 год: „Если уж мы так активно занимаемся гражданскими правами других людей, почему бы нам не заняться правами наших собственных евреев!“. Сегодня такое заявления прозвучало бы глупо, а тогда этого просто не было».

— Не было ли у «Студентов» элемента протеста против поведения поколения ваших отцов во время Холокоста?

— Так вопрос еще не стоял. Вспомните, это было перед тем, как тема вины еврейской общины во врем «Шоа» была поднята. Самая первая книга на эту тему, по настоящему встряхнувшая американскую общественность, еще не была опубликована. Это произойдет только через два года. Это было еще перед началом движения протеста против войны во Вьетнаме. Это было даже перед тем, как Эли Визель написал свою книгу «Евреи молчания». И потом, мы ведь не были «анти»… Это была просто вовлеченная в борьбу за гражданские права группа евреев, которая сказала: «Эй! Если мы помогаем другим, то почему мы не можем помочь и своим тоже?» В это время, в 1963 году, мы еще только начинали собираться вместе. Единственным человеком среди нас, имевшим личный опыт Холокоста, был Яаков Бирнбаум. Сегодня ему 77 лет. Это был маленький ребенок, который родился в Германии и помнил, как его били нацистские дети. Его дед Натан Бирнбаум активно сотрудничал еще с Герцлем, был генеральным секретарем Первого сионистского конгресса. Разочаровавшись в окультуренной и размытой национальной идентификации западноевропейского типа, Натан Бирнбаум со временем увлекся иудаизмом восточноевропейского типа и стал одним из основателей «Агуды». Его семья в 1933 году переехала в Лондон, и Яаков позже участвовал в спасении детей от нацистов. Его отец во время войны служил в правительственном отделе цензуры для необычных языков и читал отчаянные письма из Европы. Он знал, чтó там происходило. Мы все родились в конце войны или после нее. Он единственный был способен поднять проблему Холокоста. В то время нас это особенно не трогало, а он чувствовал, что еврейские студенты Америки станут той группой, которая преобразует американскую еврейскую общину. Существовала еще пара групп, которые начинали формироваться. Примерно в это же время Луис Розенблюм начинал деятельность своего «Кливлендского Совета». Мы тогда этого не знали, потому что это было в Кливленде… Была группа американских сионистов-ревизионистов, последователей Зээва Жаботинского, сформировавшаяся в конце 1963-го года еще до нас. Это были люди, пережившие Холокост и у них была сильная мотивация. Они создали организацию, которая называлась «The American Leage for Russian Jews» («Американская лига в поддержку советских евреев»). Собственно, наша группа впервые встретилась у них: некоторые из наших ребят независимо друг от друга попали на их встречу, и там выяснилось, что все мы вовлечены в движение за гражданские права… Но они не сумели сделать что-либо значительное.

— Знаете ли вы, что «Натив» начал функционировать с 1952 года?

— Впервые я встретился с Нехемией Леваноном в 1970 году, когда мы с женой были с визитом в Израиле. Мы знали о «Лишке» и посетили Нехемию в Кирье (правительственный квартал в Тель-Авиве).127 В разговоре с нами Нехемия спросил: «Кто говорит вам, что вы должны делать?» Я и моя жена — мы американцы… мы посмотрели на него с некоторым удивлением и ответили: «Никто не говорит нам, что мы должны делать. Мы делаем то, что считаем нужным». Нехемия не мог не то чтобы принять…он не мог понять нашу точку зрения. В конце разговора он сказал: «Ваша проблема состоит в том, что вы не готовы подчиняться». Потому что с его точки зрения никто не должен был действовать без его указаний, и кто мы такие и как это мы смеем действовать без его инструкций. А с нашей точки зрения — на кой ляд нам нужны были его указания!

— Они не делились с вами информацией?

— Да. Чтобы понять их, необходимо проследить историю их становления. Я всегда старался смотреть на это с исторической и психологической точки зрения. Это были люди Мосада (разведки). Перед этим они работали с нелегальной алией. Если кто-то из них не выполнял приказ или делал то, что хотел, или если кто-то открывал рот, то это могло подорвать все их усилия. Я всегда чувствовал, что эти люди продолжали жить представлениями конца сороковых — начала пятидесятых годов, и я говорил себе: «Такова их психология, ну и прекрасно…» У нас всегда были напряженные отношения с этим учреждением. Если мы не делали того, что они от нас ожидали, они переставали давать нам информацию.

— Но ведь иногда вы кооперировались?

— Это не была кооперация, потому что Нехемия не говорил нам «делайте то-то и то-то». Когда мы делали вещи, в которых они были в душе заинтересованы, мы начинали получать от них что- то. В конце шестидесятых годов мы стали получать журнал «Евреи в Восточной Европе», который издавался в Лондоне на базе материалов, собранных «Лишкой». Редактировал этот журнал Литвинов. Если мы делали что-то такое, что им не нравилось, нас отсекали. С начала 1970-х годов мы совместно с « Объединением Советом» начали создавать независимые источники информации и каналы связи.

Мы рассматривали офис Нехемии Леванона как своеобразную черную дыру в еврейской вселенной, куда все попадает и обратно ничего не выходит. И мы решили для себя, что мы не будем тратить время на противоборство с Лишкой. У нас ограниченные возможности. Через их голову очень трудно действовать. Мы не можем на них кричать, и мы не можем оказывать на них давление. То, что они нам дают, мы берем. Кто были нашими альтернативными источниками информации? Некоторые ребята из «Бней Акива», которых Лишка посылала в Советский Союз. Когда по нашим каналам мы узнавали, что кто-то из них едет, мы ему говорили: «Мы знаем, что вы едете, мы знаем куда вы едете и мы не будем задавать вам никаких вопросов. Вот информация из наших источников о вашем маршруте — пользуйтесь. У нас к вам только одна просьба: когда вы вернетесь, сделайте для нас копию с вашего отчета». Конечно, мы получали копии отчетов далеко не от всех ребят. Нам давали их только те, кто хотел, чтобы страшная информация, которую они привезли, была опубликована.

— Службы типа «Лишки» или «Мосада» имеют ограничения в раскрытии информации, которой располагают. Если бы вы, Гленн, обратились, скажем, в «ЦРУ», вам бы тоже не дали свободного доступа к информации.

— Я не думаю, что аналогия с «ЦРУ» в данном случае подходит. Я думаю, что они задерживали информацию, потому что информация это власть, и они использовали ее в этом смысле весьма эффективно. Когда мы их обошли, информация перестала быть силой, которую они могли использовать против нас. Тогда они стали критиковать нас иначе. «Откуда вы знаете, что информация, которую вы получаете от „Студентов“ правильная? — говорил их представитель в Нью-Йорке. — Может быть, они просто хотят напугать людей! Их информация не была проверена».До нас также докатывалось эхо некрасивой активности «Лишки» в отношении бывших активистов алии в Израиле, которых зажимали… Кто реально помогал этим активистам в Израиле? Энн Шинкарь, одна из самых ранних активисток. Она сама из известной семьи американских текстильных магнатов, а семья Шинкарей известна созданием текстильной промышленности в Израиле, колледжа текстиля имени Шинкаря… Анн ничего не боялась. У нее были политические связи, сила, деньги. Когда Лишка зажимала активистов, Энн о них заботилась, потому что она от истеблишмента не зависела.

— Вы начали в 1964 году. Вы уже тогда устраивали демонстрации?

— О-о…мы устраивали много демонстраций. Почти каждую неделю-две. С первого мая 1964 года мы начали проводить продолжительные демонстрации. И поверьте, это не было из-за чувства вины. Оно пришло где-то в 1966 году, когда Артур Мосс написал книгу «Почему шесть миллионов погибли?». Эта книга взорвала умы еврейской общины Америки. Он говорил там о молчании администрации Рузвельта во время Холокоста, о молчании американских евреев во время Холокоста… В мае 1964 года мы организовали митинг в Колумбийском университете. У нас было около 200 студентов. Мы решили, что в течение четырех дней будем демонстрировать перед советской миссией в ООН. Мы решили, что у нас будет молчаливая демонстрация, потому что если евреи России молчат, мы тоже будем молчать. — Тут в глазах Гленна заиграли веселые искорки… — это был последний раз, — добавил он после небольшой паузы, — когда мы сделали такую ошибку. Через четыре дня уже больше тысячи студентов маршировали в течение четырех часов перед советской миссией.

— Чтобы российские евреи могли есть мацу на Пэсах?

— Да, это тоже было среди наших требований. Очевидно, мы чем-то затронули молодых евреев Нью-Йорка, раз они захотели принять участие в этой демонстрации. Мы предоставили им нечто еврейское и одновременно гражданское. Мы дали им возможность принять участие в еврейском движении за гражданские права. Тогда это еще не было движением за эмиграцию. Наш лозунг в то время был: «Let them live or let them leave» — «Дайте им жить или дайте им уехать». Это еще не было «Отпусти народ мой». Мы даже не думали тогда, что для эмиграции существует реальная возможность. Но мы сказали студентам: российские евреи в опасности и выступать в их защиту не менее морально, чем участвовать в движении за гражданские права. И это был успех: более тысячи студентов откликнулись. Была фотография в «Нью-Йорк Таймс»… Бирнбаум предложил назвать нашу организацию «Студенты в борьбе за советских евреев». Мы сделали небольшую резиновую печать и начали работать из квартиры Бирнбаума. Так мы начали студенческое движение за советских евреев.

Чем больше мы вникали в это и чем больше информации получали, тем больше расстраивались. Это было ужасно. У нас была уже другая психология, она отличалась от психологии наших родителей. Когда я спросил моих родителей, чтó они делали во время Холокоста, они сказали, что вначале не знали, что происходит, а когда узнали, они поняли, что у них нет никакого политического влияния. В наше время в некоторых американских еврейских организациях еще оставалось несколько человек, руководивших этими организациями во время Холокоста. Это были люди типа «sha-shtil» («тише воды, ниже травы»). У нас была другая психологии. Поэтому на нас не особенно влияло то, что говорило израильское правительство.

— Израильское правительство требовало тишины?

— «Ша-штиль!» Американские истеблишментские организации во всем, что касалось евреев за пределами Соединенных Штатов, принимали позицию израильтян. Только после Войны Судного дня они начали психологически дистанцироваться от такого подхода. Они увидели, что израильское правительство не всегда бывает правым.

« Наиболее впечатляющим из ранних достижений „Студентов“ был, вероятно, массовый митинг в октябре 1964 года в Манхеттене, привлекший как сенаторов из Нью-Йорка, так и представителей Белого Дома».

Отсутствие средств и влияния компенсировалось преданностью делу и энергией. "Студенты"собирали членские взносы по три доллара с человека, продавали значки и материалы собственного производства и время от времени получали небольшие пожертвования. Бирнбаум обеспечивал стратегическое вúдение, тактику и контакты с общинными лидерами и политиками, Рихтер устраивал демонстрации, печатал литературу, занимался мобилизацией добровольцев и информировал средства массовой информации о развитии событий в Советском Союзе.

Бирнбаум считал, что слишком большое число евреев участвует в разного рода нееврейских делах именно потому, что еврейская община не предлагает им достойных задач высокого морального заряда. Спасение советских евреев, по его глубокому убеждению, являлось именно такой задачей. Экономические процессы против евреев через некоторое время прекратились, а антисемитская книга Трофима Кичко «Иудаизм без прикрас» была изъята из продажи. Это убедило «Студентов», что их протесты начинают действовать и что они нашли формулу успеха.

Но еврейский истеблишмент относился к их действиям с большим скептицизмом. С чего это они взяли, — раздавалось в их адрес — что этой небольшой группе удастся изменить подход американского еврейства к проблеме советских евреев? С какой стати американская администрация пожертвует или даже подвергнет какому-либо риску свои национальные интересы во имя освобождения советских евреев? Как вообще можно освободить советских евреев в государстве, где все несвободны?

«Студентов» обвиняли в авантюризме, безответственности, хулиганстве. На самом деле это было неправдой. У студентов были корректные отношения с полицией и даже с советскими властями. Они стремились вести себя ответственно. «Ответственно» означало не только «мирно», но и в рамках закона. Перед каждым митингом Гленн Рихтер готовил список «одобренных лозунгов». Полицейские могли конфисковать любой плакат, звучавший подстрекательски. Бирнбаум понимал, что даже ненасильственное неповиновение, демонстрируемое движением за гражданские права, оттолкнет американское еврейство. Студентам поэтому приходилось балансировать на весьма тонкой грани приемлемости их действий со стороны своих.

«Проверенная информация и — никакого насилия, — рассказывал мне Гленн Рихтер. -Мы делали все так, чтобы нас нельзя было рассматривать как часть крестового похода против коммунизма. Почему? Потому что, особенно в первые годы нашего движения, у нас было сильное желание добиться поддержки американских левых. Мы хотели привлечь на нашу сторону американских лидеров движения за гражданские права. Мы всегда утверждали: все, что мы делаем, относиться к области прав человека и только прав человека и ничего кроме прав человека. На самом деле, в 1966 году Мартин Лютер Кинг мощно выступал в поддержку советских евреев. Это было время, когда еврейские организации еще сидели с закрытыми ртами. Это было поразительно! Выступал влиятельный лидер, который конечно же ассоциировался с коммунизмом, и он говорил убедительнее, чем многие еврейские лидеры. Мы хотели обращаться к таким людям, как Бертран Рассел, потому что чувствовали: эти люди могут повлиять на поведение Советского Союза. Мы, естественно, обращались также к деятелям в правой части политического спектра, но именно среди левых мы хотели создать широкую базу поддержки. При этом никто из них не просил нас подписать им какую то декларацию».

— Кого вы имеете в виду, Гленн, когда говорите «мы»?

— Это была довольно неопределенная группа — всякий, кто реально хотел принять участие в обсуждении и анализе. Кроме того, мы всегда приглашали экспертов, специалистов в той или иной области. Ну, и, конечно, Бирнбаум, я, рав Шломо Рискин, рав Ави Вайс и другие.

— Ваши встречи проводились регулярно?

— Мы встречались не так уж часто, но общались постоянно.

— У вас был какой-то формализованный процесс принятия решений, иерархия?

— Это никогда не было формализовано.

— Как вы принимали решение о проведении демонстрации?

— Решение принимала небольшая группа, человек десять. В разное время это были разные люди. Мы чувствовали, что должны продолжать поддерживать эту тему в поле общественного внимания. Бирнбаум сказал еще в самом начале, что наши целевые аудитории, это советское правительство, американское правительство и американская еврейская община. Мы должны были произвести на них нужное впечатление. Вопрос в том, как это сделать. Нам были знакомы методы воздействия на американскую администрацию — лоббирование, обращения… В американской общине мы обращались ко всем, кто готов был нас слушать. Мы публиковали информацию в еврейских газетах.

— Вы проделали столько работы… Как вы справлялись?

— Мы жили этим двадцать четыре часа в сутки. Когда мы поженились, мы решили, что не будем заниматься накопительством, а будем делать то, что важно для нас обоих. Моя жена решила посвятить себя образованию, а я стать активистом в поддержку советского еврейства. Мы очень хорошо понимали тогда, чтó каждый из нас хочет делать. Это было совсем непросто с материальной точки зрения, но мы справились. И чем больше мы узнавали, тем злее становились на советское правительство, на американское правительство, на еврейскую общину. Мы не были злы на израильтян только потому, что мы не знали и не понимали их роли. Откуда мне было знать, что материалы, которые печатал Литвинов, приходили из Лишки? Я просто думал, что у него потрясающая информация. До 1970 года мы почти ничего не знали о Лишке.

— Сколько отделений в различных городах у вас было?

— Это трудно сказать. Среди университетов и колледжей были группы, которые назывались «Студенты в борьбе за советских евреев», и были другие группы, которые назывались «Группы в поддержку советских евреев», и были такие же группы в составе других организаций… Были, вероятно, десятки групп. Кроме того, мы поставляли информацию не только студентам, но и взрослым.

«Это старый, как мир, спор между умеренными и фанатиками, в котором фанатики зачастую навязывают свою точку зрения. Еврейская история многократно демонстрировала, что небольшая группа одержимых, вначале бойкотируемая за ее опасный радикализм, в конечном счете устанавливала общественный порядок дня и превозносилась за ее видение и мужество. Такая эволюция произошла с организацией „Студентов в борьбе за советских евреев“. Однако Яаков и его группа одержимых добилась успеха именно потому, что они никогда не уходили слишком далеко вперед от основного потока. Бирнбаум отказывался принимать методы борьбы, которые могли бы напугать американскую еврейскую общину и оттолкнуть ее от поддержки советских евреев. Поэтому, когда молодой раввин Меир Кахана предложил Бирнбауму план кампании гражданского неповиновения, Яаков его не принял».133

«Объединение Советов в поддержку советских евреев»

В конце 1962 небольшая группа евреев при синагоге «Бейт Исраель» в городе Кливленде организовала дискуссионную группу. Ее основной целью было самообразование в области существенных вопросов еврейского мира.

«У нашего рава было много идей… чем занять нас в еврейском плане… — вспоминает ученый из НАСА Луис Розенблюм, — и довольно скоро мы вышли на тему советских евреев». Их положение вызвало у группы ассоциации с положением евреев при нацистах. Тогда, в октябре 1963 года, они организовали «Кливлендский Комитет по советскому антисемитизму». «В качестве почетного президента комитета мы включили мэра Кливленда… несколько весьма уважаемых людей согласилось войти в почетный президиум. Таким образом, на бумаге у нас получилась весьма впечатляющая организация, — продолжает Розенблюм. — В ноябре 1964 года мы распространили нашу первую публикацию „Советский террор против евреев“, описав в ней проблему и наши предложения по ее решению». В брошюре был напечатан «Призыв к совести советских руководителей» с отрывными талонами для подписи. Более 600 человек подписали «Призыв». Подписи вместе с «Призывом» были присоединены к письму, направленному главе советского государства Никите Хрущеву. Эти акции привлекли к деятельности «Комитета» внимание прессы и общественности и помогли ему значительно расширить круг людей, готовых получать по почте его публикации. Вскоре появились и зарубежные корреспонденты. «У нас не было офиса, мы встречались на квартире… — вспоминает Розенблюм. — Мы, маленькая группа, поддерживали контакты с Нью-Йорком, Лос Анжелесом и другими городами в поисках информации и родственных душ… Я не верил, что на Советский Союз можно произвести впечатление с помощью демонстраций сотен или даже тысяч человек. Когда Сталину сказали, что Папа Римский осудил его, он, как говорят, полушутя спросил: „Сколько дивизий есть у Папы?“. Мы знали, что потребуется время, чтобы пробудить общественность в достаточной степени, но в конечном счете это будет наиболее эффективное средство заставить наше правительство действовать».

7 марта 1965 года «Комитет» при поддержке федерации Кливленда провел митинг протеста против советского антисемитизма, в котором приняли участие более 2000 человек. На митинге выступали представители еврейской, католической и протестантской общин, политические деятели. Это было поразительно для того времени. Где-то далеко находился Советский Союз, там у евреев были проблемы… и более 2000 евреев Кливленда пришли на митинг выразить им свою солидарность! После митинга в состав кливлендской группы записалось 500 новых членов. Стало ясно, что можно заинтересовать обычных американских евреев происходящим с евреями в Советском Союзе.

В Кливленд время от времени приезжали артисты из СССР: балет, оркестр, советский пианист… Иногда приезжал ученый прочитать лекцию в местном университете. «Мы, — рассказывал Розенблюм, — хотели использовать их появление, чтобы передать советскому правительству нашу озабоченность. Мы не хотели унижать или конфузить самих визитеров. Но мы знали, что это попадет к советскому правительству… поскольку каждую такую группу сопровождал сотрудник КГБ, и мы были уверены, что наше послание будет освещено в его отчете… Вначале мы не ставили пикетов. Просто встреча лицом к лицу с индивидуумом или группой и вручение им нашего послания… мы извещали прессу, что мы собираемся там быть… В то время такого рода акции еще не были привычными в Кливленде, так что пресса проявляла к нам внимание… Обычно… наша делегация из шести-семи человек заходила за кулисы или использовала какую-либо другую возможность. Там также были люди, раздававшие наши брошюры… Мы посещали большинство таких концертов».

В 1965 году Розенблюм подготовил справочное пособие для проводящих акции протеста. В нем было написано как готовить акции, делать плакаты, лозунги и постеры. В пособие была включена также статья о советских евреях. Справочник рассылался в различные еврейские организации, библиотеки и отдельным лицам по всей стране. Он пользовался популярностью и многократно переиздавался. Перед каждым новым изданием в него вносились дополнения, и он постепенно разбух до 80 страниц.

В 1965 году «Комитет» начал выпускать информационный бюллетень"Spotlight" — «Прожектор». Это было важно, ибо в США в тот период еще не было других информационных бюллетеней по советскому еврейству. «Прожектор» выпускался вплоть до 1969 года, и в конце его тираж составлял несколько тысяч экземпляров.

"В декабре 1966 года мы организовали "День молитвы за советских евреев, « — рассказывает Луис Розенблюм140. — Таким образом, мы вышли за пределы района Кливленда… В регионе было около 75 реформистских синагог. Мы максимально упростили их задачу, снабдив подготовленной проповедью, примером извещения для прессы, информационными и образовательными материалами… В этом проекте согласились принять участие несколько десятков конгрегаций, и это было очень трогательно».

Кливленд расположен на севере Соединенных Штатов в районе Великих озер. Группы, аналогичные кливлендскому «Комитету», возникли и в других районах страны. На западном побережье начал действовать «Совет в поддержку советских евреев Лос-Анжелеса». Его организатор Сай Фрумкин ребенком прошел лагерь смерти Дахау и чудом выжил. «Я подсознательно чувствовал себя виноватым за то, что выжил, — вспоминал он150, — и меня постоянно сопровождало чувство долга… кому-то…» Вместе с Зеевом Ярославским, разделявшим его опасения, они решили действовать. Активность истеблишмента Лос-Анджелеса в этом вопросе их никак не удовлетворяла. (Она выражалась в символическом пустом стуле на пасхальном седере и в демонстрации или лекции на праздник «Симхат Тора»)."Мы отпечатали бланки двух организаций, — рассказывал Фрумкин. — Я — «Совета Южной Калифорнии в поддержку советских евреев», Ярославский — «Студентов Калифорнии в поддержку советских евреев», и приступили к работе".

Адель и Джоэль Сандберги организовали группу на восточном побережье Соединенных Штатов, в Майями, Флорида. Первый ленинградский процесс процесс произвел на них настолько сильное впечатление, что они решили действовать. Луис Розенблюм навестил их в Майями. «Он научил нас, — делится воспоминаниями Адель Сандберг, — как звонить в Советский Союз. Таким образом, мы смогли получать информацию прямо от активистов. Он помог нам организоваться… познакомил с активистами из других городов… Моей первой обязанностью стала опека над семьями отказников. По мере того, как мы узнавали имена и адреса отказников, мы старались найти в Майями семьи, готовые о них позаботиться…» «Общественный Совет» в Майями делал многое из того, что делали «Советы» в других городах, но он стал широко известен благодаря серии книг об отказниках, которые выпускались им ежегодно в течении 12 лет (1976—1988). На каждом развороте книги была представлена отдельная отказная история, включавшая семейную фотографию, биографические данные, историю отказа и обращение одного из членов семьи. «Каждый отказной случай был трагедией и разрывающим сердце криком о помощи, — рассказывала Адель Сандберг.152 — Эти книги широко использовались нашими активистами и истеблишментом. Они даже вдохновили членов Конгресса… на официальный протест»… Протест в Конгресса США — это вещь весьма серьезная: каждый день один из членов Конгресса выходил и зачитывал из книги историю одной из отказных семей, и все это заносилось в протокол Конгресса и становилось, таким образом, официальным документом. Члены «Общественного Совета» Майями делали копии с этих документов и отправляли их советским официальным лицам.

«Совет в поддержку евреев Советского Союза» в Филадельфии был основан Лени Шустер, — вспоминает Инид Вертман, в дальнейшем сопредседатель этой группы. — Лени был в контакте с другими независимыми активистами, Лу Розенблюмом из Кливленда, Су Фрумкиным из Лос-Анджелена и Энн Шинкарь из Израиля. В 1971 он вместе с женой поехал в Советский Союз. Поездка оказала на него сильное впечатление, и вернувшись он основал группу в Филадельфии". Вертманы были друзьями Лени Шустера. Они охотно посещали мероприятия в поддержку советский евреев, которые он проводил. В 1973 году Вертманы сами посетили Советский Союз. «Я страшно боялась, — вспоминает Инид. — Образ „железного занавеса“, бескрайнего Советского Союза пугали меня. Но когда мы повстречали отказников, мы забыли о наших страхах… ведь наши опасности — ничто по сравнению с тем, что приходилось преодолевать им. Мы были поражены их мужеством в такой враждебной обстановке». Вертманы вернулись из Советского Союза другими людьми и активно включились в работу «Совета». «Забота о советских евреях стала смыслом нашей жизни, — рассказывает Инид. — Мы выступали по три-четыре раза в неделю, нам хотелось, чтобы все узнали о том, что мы видели, чтобы они тоже включились в борьбу… Мы начали звонить отказникам, а затем распространяли полученную информацию среди других активистов в США и других странах. Мы участвовали в митингах и демонстрациях в поддержку советских евреев».

Когда руководитель филадельфийской группы Лени Шустер репатриировался в Израиль, Вертманы сменили его. В августе 1975 года Стюарт Вертман был избран президентом всеамериканского «Объединения Советов» «Мы продолжали делать то, что делали до этого, — с мягкой улыбкой сказал мне Стюарт Вертман, — но, конечно, добавилось много новых дел. Большими бюджетами мы не располагали, и практически все приходилось делать самим. Много сил и времени отнимал информационный бюллетень. Мы его писали, печатали, размножали и рассылали во многие страны. Он назывался „Алерт“ — „Боевая готовность“, и выходил каждые несколько дней».

Стюарт Вертман руководил общеамериканским «Объединением Советов» вплоть до собственной репатриации в Израиль в августе 1977 года.

Я хочу напомнить, что в конце шестидесятых и начале семидесятых годов еще было принято делать то, что говорили эксперты федерации или Израиля, проявлявшие во всем большую осторожность — «Ша-Штиль!». А евреи активисты из Советского Союза говорили иначе. Они говорили:"Чем активнее вы будете, и чем больше шума создаст ваша активность, тем лучше будет для нас". Оппозиционные группы, которым сверхосторожность истеблишмента и так казалась неуместной, находили подтверждение своей правоты в таком отношении активистов из Советского Союза. «Активисты на местах лучше знают, что для них хорошо», — парировали они доводы истеблишмента.

В первые годы своего существования члены кливлендского «Комитета» и другие группы пытались сотрудничать с истеблишментской организацией «Национальная Конференция». Они хотели активизировать ее деятельность, добиться выделения средств на профессиональный штат для ее сотрудников. Когда они увидели, что ух усилия не приносят положительных результатов, добровольческие группы стали склоняться к созданию собственной общенациональной организации.

"Первое пробное движение в этом направлении было сделано в апреле 1968 года, — вспоминает Луис Розенблюм. — Я написал нескольким моим друзьям и коллегам, которые должны были участвовать в конференции в Нью Йорке, и предложил им обсудить там будущее движения за советских евреев. Я пригласил на это обсуждение не только лидеров первичных организаций, подобных мне самому, но и некоторых людей из истеблишмента: Моше Дектора, Меира Розена и других. Это была открытая встреча. Я хотел, чтобы истеблишмент знал о ней. На встрече присутствовали Яков Бирнбаум из Нью-Йорка, Зээв Ярославски из Калифорнии, Джо Яниш из Майями. Через месяц, 11 мая, я организовал другую встречу, на которую была приглашена меньшая группа людей, главным образом тех, кто позднее станет частью «Объединения Советов». На этой встрече мы обсуждали практические вопросы организации, цели и структуру. Мы договорились, что будем продолжать развивать наши идеи, и когда наступит подходящее время, объединимся. Через два года такое время настало… Я послал в каждый из «Советов» письмо, в котором я определил нашу новую организацию как конфедерацию. Я сделал это намеренно, поскольку понимал, что во главе каждого «Совета» стоит сильная личность и что у каждого «Совета» свой стиль деятельности. Я полагал, что мы выдержим испытание временем только в том случае, если будем уважать друг друга, работая вместе в тех областях, в которых мы согласны, и не навязываясь друг другу там, где у нас есть разногласия. Вначале у нас было шесть организаций… Мне предложили написать письмо, определяющее характер нашей организации, и разослать объявление о ее торжественном открытии… 6 апреля 1970 года. Это стало началом «Объединения Советов». В заявлении говорилось: «Мы все, „Объединение Советов в поддержку советских евреев“, согласны продолжать сотрудничество с „Американской Конференцией“ и действовать в качестве лояльной оппозиции, чтобы побуждать национальные американские организации к большей активности… Мы будем избегать того, чтобы политическая необходимость правительств США или Израиля влияла на деятельность нашей организации». Каждый из наших «Советов» действовал уже в течение нескольких лет и имел солидный опыт, и это придавало нам уверенности… К апрелю 1971 года мы выросли с шести до десяти «Советов», к концу 1972 года нас стало шестнадцать, а в 1973 году — восемнадцать".

«Объединение Советов» быстро разрасталось, и соответственно росло его влияние. Это была добровольческая организация, основанная на труде и таланте многих людей, готовых выделить свое личное время и свои личные ресурсы для борьбы за свободу советских евреев. В годы отказа мне приходилось встречаться со многими членами этой организации. Некоторые стали моими личными друзьями и остаются ими до сих пор… удивительные, отзывчивые люди, способные чувствовать боль и страдания других, как свои собственные. Их отличало чувство личной ответственности за то, что происходило с нами.

«Лига защиты евреев»

Отказники и активисты сионистского движения в СССР любили «Лигу защиты евреев» рава Меира Кахана. Он говорил с Союзом на языке, который тот хорошо понимал… и побаивался воинственного рава. Советские газеты с большим раздражением писали о «бандитских выходках молодчиков Кахана». Нас, отказников, это не пугало. Наоборот! То, что в богатой свободной стране за океаном есть евреи, готовые ради нашего спасения на жертвы, давало нам ощущение своеобразной национальной гордости. Кроме того, было чертовски приятно сознавать, что отказы на выезд и издевательства, которым советские власти нас подвергали, начинают им дорого обходиться.

Американский истеблишмент не принял и не мог принять методы Меира Кахана — не из-за опасения, что это может повредить советским евреям, хотя такие аргументы могли приводиться, а из-за того, что они были вредны для самой американской еврейской общины.

Меир Кахана, 38 летний раввин из района Бруклина в Нью-Йорке, основал свою «Лигу Защиты евреев» в 1968 году. В течение первых двух лет группа была сфокусирована почти исключительно на внутриамериканских вопросах, в особенности на растущем напряжении между «черными» и евреями. В декабре 1969 года она включилась в борьбу за советских евреев.

"Я встретился с Меиром Кахане в 1969 году, — вспоминает Яков Кедми, — когда мы с Довом Шперлингом впервые приехали в Америку. Мы были у него в офисе. Тогда он был еще тихий, спокойный парень.

— Он уже был руководителем Лиги?

— Да, но тогда они еще занимались «по мелочи» — устраивали демонстрации, бросали камни по стеклам, били неграм морды, негры били им…

— А после того, как они включились в борьбу за советских евреев?

— Тогда они сыграли положительную роль. Они первыми привлекли широкое внимание к проблеме, заострили ее до провокации. Они перешли рамки тихой дипломатии, и это было важно.

«29 декабря 1969 года в час дня группы молодых евреев Нью-Йорка захватили Агентство ТАСС, Агентство Интурист и представительство Аэрофлота в Нью-Йорке. Кроме того, они проникли в советский самолет, который только что приземлился в аэропорту имени Кеннеди. Все молодые люди были членами „Лиги Защиты евреев“. Этой атакой они открыли новую радикальную главу в саге о советских евреях и американских движений в их поддержку. Молодые люди расписали лозунгами „Жив народ Израиля“ и „Отпусти народ мой“ стены офисов ТАСС, Интуриста и Аэрофлота. В аэропорту двое молодых людей приковали себя цепями к колесам самолета, пока другие расписывали лозунгами на иврите его фюзеляж. В эти послеобеденные часы проблема евреев России приобрела больше известности, чем от всех аккуратно приготовленных пресс-релизов еврейского истеблишмента… На следующий день молодые люди, включая тех, кто был арестован накануне, устроили полномасштабный бунт в здании, где располагалась советская миссия в ООН… Так началась шумная и продолжительная кампания Лиги».

«Ничего подобного не делалось раньше… Движение, которое до этого гордилось ответственностью и сдержанностью, получило свой эквивалент „Черных Пантер“. Насилие шестидесятых годов докатилось в конце концов и до движения в поддержку советских евреев».145 Меир Кахана сделал со «Студентами» то, что они сделали с «Национальной Конференцией». Он обвинил их в пассивности и предательстве и перевел борьбу на следующую ступень, в которой нарушение общественного порядка стало нормой.

"Он кричал мне: «Как вы смеете быть ответственными, когда евреи в опасности, — вспоминает Бирнбаум.146 — Я аргументировал… — пока они не убивают евреев, мы не можем использовать насильственные методы, которые только восстановят против нас и нашей борьбы еврейскую общину Америки… Его методы включали гражданское неповиновение, насилие и даже акты террора (такие как снайперская атака на советскую миссию в ООН). Он рассуждал так: чем безобразнее протест, тем больше прессы он получит».

Особенно отчаянными действия «Лиги» стали во время Ленинградского процесса. " Своими атаками на советские офисы и оскорблениями советских официальных представителей они вызвали напряжения в советско-американских отношениях, и, тем самым, кризис в американском еврейском истеблишменте. Истеблишмент осудил «Лигу» Кахана и ее методы. В ответ молодые члены Лиги осудили легализм истеблишмента, его пассивность и устаревшие методы… 26 марта 1970 года они поместили объявление в «Нью-Йорк Таймс», в котором обвинили американское еврейство в соучастии — через молчание — в Холокосте. Вот это объявление:

"Позор американским евреям!

Наше молчание способствовало пролитию этой крови!

В 1942 году, когда мы узнали об Аушвице, мы не сделали ничего.

Наши лидеры пришли к Рузвельту и попросили его разбомбить железнодорожные пути, по которым к газовым камерам шли вагоны, набитые евреями. Он отказался. И мы ничего не сделали.

Когда жизни сотен тысяч евреев были в смертельной опасности, мы не сделали ничего, кроме собраний и лозунгов. Наши руки способствовали пролитию этой крови, наше молчание определило их судьбу…

Сегодня, в 1970 году, мы знаем о национальном и духовном уничтожении советских евреев. Где наши усилия по их спасению? Где огромные толпы? Где массовые протесты? Где все эти демонстранты, готовые пролить свою кровь за любой народ, за любое дело, за любую группу, кроме евреев? Своим молчанием мы определяем судьбу советских евреев. Своей апатией мы проливаем их кровь.

Мы отказываемся от респектабельности. Мы будем делать то, что должно быть сделано. Мы намерены встряхнуть весь мир и предъявить ему проблему советских евреев так, чтобы американское правительство было вынуждено потребовать справедливости для этих людей, если Советы хотят дружбы с Западом.

Однажды ваш сын или внук спросит вас: «Что вы сделали для советских евреев? Что вы ответите?..»147

«Я говорил прессе, — пишет Кахане в своей „Истории Лиги“.148 — Пока Советы не улучшат положения, у них не будет мира. Неистовый бунт, поднятый нами в декабре 1969 года, продолжался в течение последующих трех лет. Нас гневно осуждало правительство и еврейский истеблишмент, но десятки тысяч советских евреев при этом получали разрешения и уезжали в Израиль… Мы двигались от одного „беззакония“ к другому, прерывая выступления советских артистов, изматывая и избивая советских дипломатов, бомбя советские учреждения и угрожая отношениям между Соединенными Штатами и Советским Союзом.

Чего мы добивались?

Мы ставили перед собой две задачи.

Первая — свобода выезда каждому советскому еврею, который хотел уехать из России. Вторая — разбудить американского еврея и заставить его почувствовать, что он позорно похоронил проблему советских евреев в то время, как он сам наслаждается свободой в Америке; заставить его понять, что боль каждого еврея в любом месте — это боль всех евреев, где бы они ни находились.

Мы хотели заставить весь мир и еврейскую общину… решить проблему, или мы не дадим им покоя… В конечном счете, борьба „Лиги“ возвратила десятки тысяч американских евреев к своему народу. Поэтому, в конечном счете, больше чем американский еврей сделал для советских евреев, они сделали для него…»

" Кахана порвал отношения с Яаковом Бирнбаумом и организацией «Студентов» и с 1970 года начал кампанию гражданского неповиновения и насилия. Эта кампания вывела проблему советских евреев в заголовки газет и телевидения. «Организация „Студенты“ была в отчаянии от медленной реакции американской еврейской общины на Ленинградский процесс, — писал Йоси Кляйн-Алеви в „Уроках прошлого“. — Кахане и его отравленная риторика, обвинявшая американских еврейских лидеров в измене, привлекла меня к нему… Но успешная одержимость отличается от неудачной тем, что она в состоянии поддерживать диалог — пусть напряженный, с более пассивным центральным направлением — и побуждает его к действию. Изоляционистский фанатизм Кахана не был успешным в этом смысле и привел, в конечном счете, к прекращению деятельности „Лиги“ в поддержку советских евреев».

Уже в 1972 году, когда бывший свердловчанин Илья Войтоветсий обратился к Кахана с просьбой предпринять какие-либо акции в связи с арестом свердловского активиста Владимира Маркмана (август 1972), Кахана ответил: «Акции есть смысл предпринимать только в Америке, Европы в этом смысле никого не интересует. А Америка, к сожалению, для нас закрыта». Встреча имела место в Иерусалиме в спортивном зале гостиницы Сион.

Если попытаться оценить кампанию в поддержку советских евреев с сегодняшних позиций, то нельзя не отметить той важно роли, которую играло в ней оппозиционное движение. Ведь логика, которой следовал истеблишмент, была той самой логикой, которую хотел навязать Западу и которой следовал сам Советский Союз (закулисная дипломатическая активность, минимум шума и раздражения, «ша-штиль» — как называли ее оппозиционеры). Оппозиционные еврейские организации — «Лига защиты евреев» в начале ее пути, «Объединение Советов», «Студенты» — по этой логике не играли. Они нащупали весьма чувствительные точки советского режима и били по ним, не зная усталости, без страха и упрека.

«Правы были обе стороны, — замечает бывший руководитель „Натива“ Яков Кедми. — Миссия Нехемии Леванона состояла в том, чтобы мобилизовать еврейское и нееврейское общественное мнение. Но политика „Натива“ в этот период отличалась крайней осторожностью, он всячески избегал открытой борьбы, публичности и массовости. Он исходил из того, что спокойная дипломатия в тех условиях была более успешной, в то время как открытая борьба могла подвергнуть опасности советских евреев и их эмиграцию. В оппозиционные организации шли люди, не согласные с доктриной „тихой дипломатии“ а также отошедшие от истеблишмента по другим вопросам, и разница подходов к проблемам советских евреев только усугубляла разногласия между истеблишментом и оппозицией.

Правда состоит в том, что движение в поддержку советских евреев было начато под руководством и при поддержке израильского правительства и специально созданного им для этого государственного органа. Но политика, которой они придерживались, была не во всем правильной, и проведение этой политики причинило много вреда. Еврейский истеблишмент и „Натив“ смогли выбрать правильное направление, по сути дела, только десять лет спустя».

Стратегический замысел «Натива», касающийся организации борьбы за освобождение советских евреев в странах Запада и, прежде всего, в США, полностью соответствовал поставленной задаче: только объединенная мощь Запада могла повлиять на поведение Советского Союза. Можно понять и чрезмерную заботу «Натива» о безопасности активистов внутри Советского Союза: «Натив» получил суровый урок в самом начале своей деятельности. Он, однако, не оценил изменений, произошедших в советском режиме после смерти Сталина и продолжая жить старыми представлениями. Оказывая давление на оппозиционные организации, «Натив» способствовал снижению собственного авторитета в их кругах.