Юлий Кошаровский●●Мы снова евреи●Глава 7 Израиль включается в борьбу

Материал из ЕЖЕВИКА-Публикаций - pubs.EJWiki.org - Вики-системы компетентных публикаций по еврейским и израильским темам
Перейти к: навигация, поиск

Книга: Мы снова евреи
Характер материала: Исследование
Автор: Кошаровский, Юлий
Копирайт: правообладатель запрещает копировать текст без его согласия
Гл. 7. Израиль включается в борьбу

Содержание

Предисловие

У молодого еврейского государства с первого дня его существования хватало забот: война с арабскими соседями, собирание евреев, переживших Катастрофу, становление государства и его институтов. Советский Союз был в то время на стороне Израиля (точнее — против Великобритании), оказывал ему существенную военную и политическую помощь, но при этом весьма болезненно реагировал на любые попытки израильтян установить контакты с советскими евреями. Израильскому руководству приходилось с этим считаться, и оно проявляло большую осторожность во всем, что касалось еврейской проблематики в Советском Союзе.

Информация об убийстве Михоэлса и расправе над еврейскими писателями и общественными деятелями — членами Антифашистского комитета, проникла на Запад только через несколько лет. Не то чтобы публикаций вообще не было. Несколько газет опубликовало сообщения об аресте писателей. "Нью Йоркская «Форвертс» сообщила (1 апреля 1949 года) об арестах Ицика Фефера, Переца Маркиша, Шмуэля Галкина, Давида Бергельсона, а затем (4 апреля 1949 года) об аресте Моше Бродерзона. «Морген Журнал» сообщил (3 мая 1949 года) об аресте Гольдберга и Квитко. Были сообщения и во французских еврейских газетах. Но эти сообщения не привлекли на Западе серьезного внимания.

Начиная с 1948 года и вплоть до смерти Сталина широко и открыто велась кампания против космополитизма, волнами прокатывавшаяся по Советскому Союзу. Но и она, особенно вначале, не произвела на еврейских лидеров Запада почти никакого впечатления. «К 1950 году, однако, двусторонние отношения с Советским Союзом охладели до такой степени (и, вследствие этого, эмиграция из стран „народной демократии“ практически прекратилась), что Израилю нечего было терять».54 В мае 1950 года премьер Бен-Гурион призвал советские власти разрешить еврейскую эмиграцию. Вопрос обсуждался в конце того же года во время очередной сессии ООН министрами иностранных дел Моше Шаретом и Андреем Вышинским. Выступая в Хайфе в июне 1951года Шарет отметил, что Израиль не забыл советское еврейство, и придет время, когда большим группам евреев будет позволено эмигрировать.

Тем же летом проходил Двадцать третий всемирный Сионистский Конгресс. Советские евреи занимали ничтожное место в повестке дня, но и с этой трибуны раздался призыв к советским властям разрешить еврейскую эмиграцию и освободить Узников Сиона.

Так продолжалось до процесса Сланского в Чехословакии (ноябрь 1952 года) и последовавшей за ним кампании против «убийц в белых халатах» в Советском Союзе (январь 1953 года). Два этих события стали водоразделом в израильской политике по отношению к Советскому Союзу и к потерянному за «железным занавесом» еврейству.

Спецслужба «Натив»

На территории Палестины до образования Государства Израиль действовала секретная служба под названием «Мосад леалия-бет» (Служба нелегальной репатриации), в задачу которой входила доставка олим (репатриантов) в обход английских ограничительных квот. Число желающих переселиться в Палестину в то время значительно превышало квоту (15,000 человек в год), но англичане не готовы были отступить от нее даже после того, как стало известно о массовом истреблении евреев в Европе. Во главе «Мосад леалия-бет» стоял Шауль Авигур. За время своего существования его организация нелегально доставила в Палестину десятки тысяч новых репатриантов.

После образования Государства Израиль препятствия к приезду репатриантов в страну отпали, но остались серьезные проблемы с выездом из стран советского блока, где эмиграция была запрещена. На первых порах, пока послевоенные границы еще не были плотно закрыты, в этом регионе пытались действовать по методам, разработанным в «Мосад леалия-бет». Это включало организацию групп, нелегальный переход границ, подделку необходимых документов, концентрацию эмигрантов в определенных портах и переправку их в Израиль. Таким образом, в 1948—1949 годах из западных областей Советского Союза было вывезено несколько тысяч человек. Однако, по мере закрытия границ и герметизации «железного занавеса», работа становилась все более опасной. Многих сотрудников организации арестовали. О массовой эмиграции такого типа не могло быть и речи, тем более что теперь у евреев появилось собственное государство, а нелегальная алия не вписывалась в рамки межгосударственных отношений.

Учитывая специфику стран Восточного блока, а также разворачивающуюся в Советском Союзе антисемитскую кампанию против безродных космополитов, Бен-Гурион пришел к выводу, что Израилю нужна отдельная спецслужба, которая была бы в состоянии наладить контакты с евреями за «железным занавесом», осуществлять анализ происходящего и давать рекомендации политическому руководству страны. Такая служба была создана в 1952 году, получила название «Натив» («Путь») и подчинялась непосредственно главе правительства. Первые восемнадцать лет, с 1952 по 1970 год, ее возглавлял генерал Авигур, бывший руководитель «Мосад леалия-бет».

«В конце 1952 года, — вспоминает следующий руководитель Натива (1970—1980) Нехемия Леванон,57 — меня пригласили на встречу, цель которой не разъяснялась в приглашении. Встреча состоялась в Холоне, в маленьком скромном домике, и на ней присутствовало человек 20двадцать. Встречу инициировали глава Мосада Исер Арэль и советник министра обороны Шауль Авигур. Практически все участники встречи были выходцами из России, только Исер Арэль и я — из прибалтийских стран…

Исер изложил ситуацию, сложившуюся в Советском Союзе, и выразил опасение, что ведущаяся там антисемитская кампания создает угрожающую обстановку, которая может вылиться в физическое насилие над евреями, возможны даже погромы. Его интересовало, можем ли и должны ли мы в этих условиях задействовать израильское посольство для анализа происходящего и поиска путей для защиты евреев в случае, если в этом возникнет необходимость». Большинство присутствовавших сомневалось: посольство Израиля находилось под неусыпным оком КГБ, контакты с местными евреями могли навлечь на последних серьезную угрозу, более того, существовала вероятность коллективного наказания, очередной кампании.

«Я был моложе всех, — вспоминает Леванон, — и не имел никакого опыта взаимоотношений с советским режимом, и я прямо об этом сказал. Но тут же отметил, что после окончания Второй мировой войны на просторах Советского Союза рассеяны тысячи воспитанников молодежных сионистских движений, большое число выпускников еврейских школ из Прибалтийских республик, Западной Польши и Бессарабии. Многие из них наверняка задаются вопросом: собирается ли Государство Израиль, имеющее свое представительство в СССР, проявить интерес к их судьбе или оно потеряло всякую надежду на возобновление связи с ними?»

Выступление Леванона сыграло ключевую роль в его судьбе — он был немедленно мобилизован в «Натив» и через 18 лет, в 1970 году, стал его руководителем. Леванон ясно сформулировал то, с чего можно было начать работу по налаживанию контактов с советским еврейством. В этом выступлении, к сожалению, содержались и зерна его общего видения алии из Советского Союза, которую он рассматривал, прежде всего, как собирание тех самых выпускников молодежных сионистских движений, еврейских школ и членов их семей. «Он, уроженец Прибалтики, хорошо знавший и понимавший прибалтийских евреев, — рассказывал мне Яков Кедми, много лет проработавший под его началом и позднее возглавивший Натив, — не мог взять в толк, откуда у евреев Советского Союза, которые в еврейских школах не учились и в сионистских движениях не участвовали, может взяться любовь и преданность к Израилю. В большую алию они тогда не верили и, обсуждая эту проблему между собой, оценивали ее потенциал в лучшем случае в несколько тысяч человек». Такое видение Леванона послужило в дальнейшем источником ряда ошибок и недоразумений.

В конце концов, собравшиеся пришли к выводу, что опасность, таившаяся в незнании реальной ситуации, намного превышает риск, связанный с попыткой ее прояснить. Было также решено помочь тем, кто окажется в безвыходной ситуации и решится на побег. Многие из присутствовавших участвовали ранее в осуществлении нелегальной алии, так что работа была им знакома.

Приступили к подбору и подготовке сотрудников «Натива» для отправки в Москву, но стремительно менявшаяся обстановка нарушила планы. Процесс Сланского, «Дело врачей», чудовищная антисемитская кампания встретили на этот раз широкое осуждение на Западе. «Это было и решительное опровержение Д.Эйзенхауэром и У.Черчиллем советского домысла об организации разведывательными службами США и Великобритании „заговора врачей“. Это было и единодушное голосование в сенате конгресса США по резолюции, осуждавшей „преследование евреев в Советском Союзе“ (25 февраля 1953 года). Это были и массовые демонстрации протеста евреев в Нью-Йорке и других городах. Это были, наконец, возмущенные письма представителей западной лево-либеральной интеллигенции, горой стоявшей до этого за Сталина, в том числе и негодующее обращение Альберта Эйнштейна, направленное министру иностранных дел СССР А. Я. Вышинскому».

9 февраля 1953 года неизвестные израильские радикалы взорвали бомбу на территории советского посольства в Тель-Авиве. Бомба была взорвана вечером, когда работа в посольстве уже закончилась, и от атаки никто не пострадал. Реакция Советского Союза была жесткой: через четыре дня Советы разорвали дипломатические отношения с Израилем. Путь в Россию был временно закрыт. «Нативу» пришлось менять свои планы.

Тут я должен сделать небольшое отступление. Дело в том, что в 2005 году судьба свела меня с человеком, который был лично вовлечен в эту атаку (он установил бомбу во дворе советского посольства). Меня познакомил с ним Исраэль Шинкарь, бизнесмен и общественный деятель, много сделавший для алии из Советского Союза. «Это тот самый парень, — бросил он, — который в свое время подорвал из-за вас советское посольство. Он был молод и силен, имел боевое прошлое в подпольной организации ЛЕХИ и не мог выдержать издевательств, которым Сталин подвергал евреев Советского Союза и Чехословакии».

Яаков Херути сегодня преуспевающий адвокат. В свои восемьдесят лет он энергичен и жизнедеятелен. Когда мы с ним встретились для интервью, история полувековой давности ожила перед моими глазами. «К нам стали поступать сведения, — сказал он, — что Сталин планировал после „Дела врачей“ осуществить свой собственный вариант „окончательного решения еврейского вопроса“ — массовую депортацию евреев на Восток, при которой значительная их часть должна была погибнуть». Реакция израильского правительства была с их точки зрения крайне слабой и невыразительной.

Молодые люди решили передать советскому правительству свое собственное послание. Подпольная организация к тому времени у них уже была. «Под вечер, после окончания рабочего дня, — продолжал Херути, — мы перекусили проволочное заграждение, отделявшее посольство от одного из внутренних дворов соседнего дома, занесли во двор посольства заряд и установили его на значительном расстоянии от здания, после чего включили часовой механизм. Вся операция заняла одну-две минуты. Взрыв я услышал уже по пути домой».62 Власти нашли организаторов и исполнителей взрыва за четыре месяца. По этому делу было арестовано около двухсот человек, около десяти из них получили сроки. Яакову Херути и его другу дали по 10 лет. Все это происходило уже после смерти Сталина.

«Если бы вы знали тогда все то, что знаете теперь, вы бы это сделали?» — спросил я его. « Десять раз», — был ответ. После смерти Сталина события развивались быстро, дипломатические отношения восстановили в конце 1953 года. Через два года членов подпольной организации, устроившей взрыв во дворе советского посольства, освободили.

Но вернемся в 1952 год. Важность задач, которые предстояло решать «Нативу» в свете антиеврейского разворота советской внутренней политики, значительно возросла. Решили не терять времени даром и попытаться действовать извне. Шауль Авигур устанавливал нужные связи, подбирал сотрудников, отрабатывал методы координации различных служб, которые он планировал включить в замышляемый им грандиозный проект.

Вначале нужно было наладить необходимые контакты для получения информации о развитии ситуации в Советском Союзе и странах Восточной Европы, а также нащупать возможные пути побега для тех, кто был на это готов. Представителей «Натива» прикомандировали к посольствам Израиля в восточноевропейских столицах (Бухаресте, Будапеште, Варшаве и Праге). В Вене был создан координационный центр.

Так стартовал «Натив», небольшая организация со скромным бюджетом и штатом в несколько десятков человек (в основном из бывших сотрудников «Мосад ЛеАлия-Бет»). Поначалу в нее верили далеко не все: Советский Союз наводил страх на весь Запад, не говоря уже об Израиле. «Он воспринимался, как монолитная военная машина, монстр, идущий к победе, не считаясь с жертвами. В Польше это был не просто страх, это был ужас… Большинство евреев в Израиле в то время было выходцами из Польши, и польское отношение к России было у них в крови».63 Пройдет немало лет, прежде чем дальновидный расчет Авигура в полной мере оправдается.

После восстановления дипломатических отношений (октябрь 1953 года) Леванона переводят в Москву. «Очень скоро, — писал он, — мы поняли: советские евреи убеждены, что Советский Союз закрыт герметично и любая попытка нелегально пересечь границу это самоубийство». От нелегальной алии пришлось отказаться.

«Офис Авигура вскоре организовал отправку в Советский Союз различных публикаций. Вначале они были на идише и на иврите, позднее на русском — материалы с информацией об Израиле, по еврейской истории и культуре».65 Первые контакты для встреч были получены от родственников в Израиле. «Офис в Тель-Авиве дал точные инструкции, с кем контактировать, как должны быть устроены встречи и о чем можно и желательно говорить. Аналогичные инструкции выдавались всем израильтянам, посещавшим Советский Союз. Одно из основных положений этих инструкций сводилось к тому, что в разговорах с местными евреями ни в коем случае нельзя касаться вещей, которые могли быть интерпретированы как антисоветские. Чтобы гарантировать это, нужно было избегать какой бы то ни было критики советского режима. Когда возникало малейшее подозрение, что беседа начинает смещаться в этом направлении, нужно было немедленно сменить тему. Не допускалось также обсуждать положение советских евреев. Можно было говорить о каждодневной израильской жизни, ее целях и достижениях и даже допускалось обсуждать ее проблемы и неудачи».

Это было совсем не просто, ведь местным евреям инструкции и смысл, за ними скрывавшийся, известны не были. В Советском Союзе совсем недавно закончились страшные антисемитские кампании, государственный антисемитизм продолжал процветать, у местных евреев, что называется, «накипело», а израильтяне не готовы были на эти темы разговаривать! Более того, с теми, кто, несмотря на нежелание обсуждать подобные темы, снова и снова к ним возвращался, переставали контактировать вообще. У некоторых активистов создавалось ложное впечатление, что израильтяне глухи к их проблемам и не готовы им помочь. «У них было указание, — с горечью рассказывал мне Давид Хавкин, советскую власть ненавидевший и не скрывавший этого, — не заводить с гражданами Советского Союза никаких контактов, чтобы их, не дай Б-г, не обвинили в антисоветской деятельности». Подобные мотивы мне приходилось слышать от активистов алии не раз.

«К началу 1955 года, — рассказывает Нехемия Леванон, — у работников „Натива“ было уже двенадцать постоянных адресов для распространения материалов — в основном в Москве и Одессе, но также в Киеве, Ленинграде, Кишиневе и Сызрани… В первый же месяц мы вооружились местными, не отличавшимися высоким качеством радиоприемниками, чтобы на них проверить уровень приема израильских радиостанций. Когда у нас набралось достаточно данных, мы передали соответствующие рекомендации в тель-авивский офис… Качество передач улучшилось. Были мобилизованы русскоязычные дикторы и редакторы, что было не так-то просто, потому что эмиграции из России не было уже в течение десятков лет. Через наши контакты мы передавали местным евреям сетку радиопередач и наиболее удобные волны для приема в зависимости от местности».

Отношение советского руководства к эмиграции евреев было известно. Тем не менее, израильские представители время от времени поднимали этот вопрос. «Когда посол Шмуэль Эльяшив в конце 1953 года заговорил на эту тему с заместителем министра иностранных дел Андреем Громыко… реакция Громыко была резко негативной. Он заявил, что ни о какой дискуссии или переговорах на эту тему не может быть и речи, и выразил крайнее удивление самим фактом постановки вопроса. Индивидуальные случаи воссоединения семей, — добавил он, — могут быть рассмотрены обычным образом — через консульский отдел МИДа». Консульский отдел рассматривал такие индивидуальные случаи и по некоторым из них давал разрешения. Из 43 человек, выехавших таким способом к февралю 1955 года, только 15 были моложе шестидесяти лет.

Летом 1955 года, когда «оттепель» была уже в разгаре, а в международных отношениях начал намечаться переход от конфронтации к диалогу, госбезопасность решила нанести удар по деятельности «Натива». В начале июля одновременно в нескольких семьях были произведены обыски, за которыми последовали аресты. Одного из активистов, Элиягу Губермана, арестовали во время встречи с Нехемией Леваноном на частной квартире (Левина). Губерман (1895—1980), из воспитанников «Молодежи Сиона» (член «Цеирей Цийон» в 1913—1918 годах), пользовался полным доверием Леванона. Однажды, в 1926 году его уже судили за сионистскую деятельность. Тогда он отсидел в тюрьме шесть месяцев. На этот раз ему дали десять лет. Был громкий процесс в Москве. Его освободили через пять лет, а в 1966 дали разрешение на выезд в Израиль. Его жена получила два года. На сроки от двух до десяти лет было осуждено еще несколько человек.

«Компетентные органы» прекрасно понимали, что в деятельности «Натива» не было антисоветской направленности. Они проводили, судя по всему, профилактические зачистки, чтобы остановить распространение «сионистской болезни» и не дать ей превратиться в эпидемию.

Трем сотрудникам Натива было предложено покинуть Советский Союз в августе 1955 года. Советское руководство не хотело лишнего шума и предложило израильской стороне обойтись без публикаций. Нехемия был против «тихого» выдворения: через несколько недель в Женеве начиналась встреча представителей великих держав, имевшая для советского руководства большое значение. Однако, позиция Леванона не нашла поддержки в израильском МИДе. Израиль предпочел не реагировать. Более того, в данном случае не был соблюден принцип взаимности — Израиль со своей стороны никого не выдворил. С тех пор из Советского Союза время от времени выдворяли сотрудников израильского посольства, занимавшихся созданием и поддержкой контактов с советскими евреям.

«Бар» — подразделение «Натива»

В июле 1955 года в Женеве собирается конференция четырех великих держав. Бывшие союзники по антигитлеровской коалиции, а после победы основные противники в холодной войне, начинают переходить к диалогу. Международная атмосфера несколько смягчается, начинаются разговоры о «духе Женевы», о разрядке международной напряженности. Изменения международного климата вызывают оживленные дискуссии в «Нативе» о методах работы в новых условиях.

Шауль Авигур и его коллеги решают, что пришла пора пробудить в еврейском и нееврейском мире Запада интерес к судьбе советских евреев. У Советского Союза в свободном мире была своя «пятая колонна»: либеральные и леволиберальные движения, отдельные интеллектуалы и коммунистические партии, находившиеся практически на содержании советского режима. В либеральных кругах было довольно много евреев, занимавших видное положение, и эти круги еще сохраняли романтическое отношение к Советскому Союзу. Руководство Натива полагало, что в условиях потепления международных отношений советское руководство и его сторонники на Западе будут гораздо более чувствительны к критике. «Москва теперь сама поощряла иностранные делегации посещать Советский Союз, устраивала им встречи с советскими официальными лицами. Это давало возможность все большему числу иностранцев излагать свои взгляды и задавать вопросы на встречах лицом к лицу».

Но если для еврейского государства особая чувствительность к происходящему с советскими евреями была естественна, то для привлечения к борьбе других международных сил нужно было найти убедительные аргументы, обосновывавшие необходимость и осуществимость такой борьбы. Нужно было показать западным евреям, что советские евреи не потеряны, и если поскрести их ассимилированную оболочку, то под ней откроется страдающая еврейская душа. Эта душа тянется к своим, стремится посещать концерты, где пульсирует еврейская жизнь (даже если их качество того не стоит), стремится посещать синагогу (даже если вера не играет при этом никакой роли).

В недрах Натива создается подразделение «Бар». Его цель — мобилизация общественного мнения и лоббирование политических структур на Западе. «Бар» должен сконцентрировать в своих руках связи с еврейскими организациями, отдельными интеллектуалами и известными личностями. Он должен создать необходимые связи в органах власти и способствовать функционированию эффективных лоббирующих механизмов. «Бар» должен был научиться "доносить до общественного мнения в еврейском и нееврейском мире все тяготы положения советских евреев; распространять информацию о советском режиме, десятилетиями угнетавшем еврейское меньшинство; координировать борьбу различных сил, требовавших от советских властей открытия свободной эмиграции в Израиль. Руководить «Баром» поручено Нехемии Леванону, только что изгнанному из Советского Союза «за деятельность, несовместимую со статусом дипломата».

1955—1956 годы стали полигоном проверки нового подхода «Натива». Этому способствовала опубликованная на Западе секретная речь Хрущева на Двадцатом съезде партии (февраль 1956 года); событии в Венгрии (июнь 1956 года), «Польский октябрь», Синайская война (октябрь 1956 года) и антиизраильская кампания в советской прессе. На кремлевское руководство оказывалось значительное давление. Вопрос о положении советских евреев поднимался на уровне правительств, политических партий и делегаций, включая делегации коммунистических партий из других стран. Он поднимался как делегациями, посещавшими Советский Союз, так и во время посещения советскими представителями стран Запада. Вопросы и ответы на таких встречах широко публиковались в свободной прессе.

В 1956 году на Запад попала информации об уничтожении цвета еврейской культуры на идише. «Один из мужественных евреев сумел передать в израильское посольство подробную информацию о том, как в августе 1952 года были расстреляны свыше двадцати еврейских писателей и поэтов, членов антифашистского комитета. Он также привел фамилии расстрелянных. Эта информация получила подтверждение из дополнительных источников, с которыми посольству удалось связаться».74

Отзвук трагедии четырехлетней давности мог стать настоящей информационной бомбой.

«Необходимо было подать ее таким образом, чтобы она не вызывала никаких сомнений и лишила бы советскую пропаганду возможности опровергнуть ее и объявить клеветнической. Нужно было побеспокоиться также о том, чтобы след о полученной информации не привел к израильскому посольству и не подверг бы опасности источник информации… Подготовили план действий. В конце февраля в Советский Союз должен был выехать Леон Кристол, опытный и уважаемый журналист из солидной нью-йоркской газеты на идише… Советы были вероятно заинтересованы в его визите, предполагая, что по возвращении он напишет о существенном улучшении в положении евреев (в Союзе к этому времени вышло несколько книжек на идише и была разрешена ешива для подготовки небольшого числа раввинов)».75

«Я встретился с ним в Париже, на его пути в Советский Союз, — вспоминает Леванон. — Он был потрясен до глубины души. Выяснилось, что он не только знал имена писателей и их наиболее значительные произведения, но и лично познакомился со многими во время их визитов в Нью-Йорк в составе делегации антифашистского комитета. Я объяснил ему наше вúдение проблемы и предложил опубликовать эту информацию таким образом, как будто он сам получил ее во время визита. Я дал ему некоторые наставления относительно того, как стоит себя вести и с кем встречаться».

«В начале марта 1956 года, по возвращении из Советского Союза, Кристол созвал пресс-конференцию, на которой объявил, что не вызывающий никакого сомнения источник сообщил ему не только факт, но и саму дату расстрела еврейский — 12 августа 1952 года. Он сообщил также, что ближайшие родственники погибших получили недавно сообщение от Генерального прокурора, выразившего им „глубокое сожаление“ советского правительства и заявившего, что невинные жертвы будут реабилитированы». В статьях на эту тему Кристол подчеркивал, что страшная судьба уничтоженных еврейских писателей важна не только по отношению к прошлому, но имеет прямое отношение к настоящему и будущему трех миллионов советских евреев. Поэтому так важно открыть миру правду и начать борьбу за их освобождение.

Публикации Кристола вызвали целый ряд материалов в левой и — даже — коммунистической печати (включая статью в варшавской «Фолксштимме»), демонстрировавших левым интеллектуалам дискриминационные методы советских властей. Статьи вышли в свет незадолго до опубликования на Западе секретной речи Хрущева на Двадцатом съезде. Это еще больше усилило эффект и стало холодным душем для многих левых и коммунистов на Западе. «Бар» одержал свою первую ощутимую победу.

Вторая серьезная акция «Бара» была предпринята во время визита Хрущева и Булганина в Англию весной 1956 года. «Бар» позаботился о том, чтобы политики и общественные деятели, которые должны были встречаться с Хрущевым, узнали о положении евреев в СССР и подняли этот вопрос на встречах. В результате Хрущев получил серьезное представление об озабоченности политического и общественного истеблишмента судьбой евреев, и это было несомненной удачей.

В самом Израиле не все шло гладко. «Атмосфера ухаживаний за советским послом производила на меня тяжелое впечатление, — вспоминает Леванон. — Она напоминала галутные танцы вокруг представителя страны, которая вела себя совершенно непорядочно по отношению к своему еврейскому меньшинству. И это касалось не только „леваков“, обожавших Советский Союз, но и израильских правых. Я не думал, что в этом есть политическая мудрость, и не верил, что таким поведением можно улучшить отношение этой сверхдержавы к Израилю. Я был убежден, что Москву улыбками не купишь».80

«Для разработки ответственной политики „Натив“ в начале 1957 года формирует… неофициальный комитет. В него входят Шауль Авигур (глава „Натива“), Биньямин Элиав (генеральный консул Израиля в Иью-Йорке), Нахум Гольдман (президент ВЕК и ВСО), Абрахам Харман (директор МИДа по еврейским делам), Арье Эшель (директор МИДа по Восточной Европе). В одном из первых решений комитет выбрал Париж, Лондон и Нью-Йорк в качестве основных центров распространения информации с обеспечением их необходимыми для этого ресурсами. Меир Розенхаупт в Париже и Эммануэль Литвинов в Лондоне приступили к работе в офисах Всемирного Еврейского Конгресса. В Нью Йорк, где ни одна организация не могла говорить от имени еврейской общественности города, было решено послать израильтянина Ури Фришвассера. Он должен был работать напрямую с секретарем Клуба Президентов основных еврейских организаций».81

В Израиле началось формирование профессионального штата в соответствии с идеологическими и информационными направлениями деятельности, легитимными с точки зрения советского закона (свободный выезд в Израиль; борьба с антисемитизмом; борьба против ограничений в области национальной культуры и религии; борьба с преследованием евреев на национальной почве). Особое внимание должно было уделяться объективности и правдивости в подаче материалов.

Работа «Бара» должна была опираться на поддержку израильских посольств. В трех основных центрах решили мобилизовать местные круги и создать общественные организации, координирующие свою деятельность с «Баром». Эти организации могли взять на себя перевод, редактирование, распечатку и распространение материалов. По-французски — из Парижа, по-английски — из Лондона.

«Бар» был обязан держаться в рамках борьбы за спасение советского еврейства и не скатываться к антисоветской пропаганде в духе «холодной войны». Руководители «Натива» надеялись, что такая позиция поможет мобилизовать круги, в поддержке которых Советы были заинтересованы. К примеру, некоторые известные западные коммунисты осмеливались сигнализировать Кремлю, что его политика по отношению к евреям приносит вред коммунистическому движению в Европе".

После первых же публикаций «Бара» Советы начали информационную контратаку. Им было что терять. Их тревожила угроза ухудшения и без того негативного облика Советского Союза, созданного во времена холодной войны; их тревожила реакция «братских компартий», действовавших в условиях западных демократий и вынужденных реагировать на информацию, появлявшуюся в прессе; их тревожил подрыв фундаментальных положений советской пропаганды на Западе, в соответствии с которой национальный вопрос в Советском Союзе был давно решен, а евреи являлись равноправной, если не привилегированной частью советского общества.

Работники «Натива» хорошо понимали, что им приходится бороться с могучей системой дезинформации. «Против этой хорошо смазанной пропагандистской машины правда была нашим единственным надежным оружием, — вспоминает Леванон. — Любые преувеличения, неточности или обман, являвшиеся методами советской пропаганды, могли обернуться для нас позорным провалом. Мы могли победить их только фактами, подававшимися такими, какими они были на самом деле. Такой подход был тем более верен, что за годы холодной войны, которая велась пропагандистскими методами, в западном обществе возникла атмосфера недоверия к материалам, публикуемым о советском блоке. Если бы мы уподобились антисоветской пропаганде, нам вряд ли удалось бы добиться такого серьезного внимания».

Деятельность «Бара» постоянно расширялась. Были организованы отделения во многих странах, началась систематическая информационно-лоббистская работа. Она продолжалась на протяжении 35 лет — до полного снятия ограничений на эмиграцию советских евреев в 1990 году.

Аппарат «Натива» также продолжал активную деятельность. Когда Москва заключила с Польшей соглашение о репатриации, посланцы «Натива» основательно поработали над тем, чтобы евреи, выбравшиеся из России, сумели добраться до Израиля. Так репатриировались Яаков Янай и Йосеф Меллер, впоследствии присоединившиеся к штату «Натива-Бара». «Натив» хорошо подготовил делегацию на Всемирный фестиваль молодежи и студентов, включив туда несколько человек с хорошими организаторскими способностями и снабдив их информационными материалами. То же самое делал «Натив» и в отношении зарубежных выставок, симпозиумов и других международных встреч. Осенью 1960 года в Париже была организована первая международная конференция, посвященная положению советских евреев. В ее работе приняли участие шестьдесят известных интеллектуалов со всего мира, включая председателя Всемирного еврейского конгресса Нахума Гольдмана, лауреата Нобелевской премии Мартина Бубера и многих других. Конференция получила широкое освещение в средствах массовой информации и стала очередным серьезным шагом в работе «Натива».

Центр исследования и документации восточноевропейского еврейства

С середины шестидесятых годов Шауль Авигур прилагает большие усилия для создания академического центра, помогающего своими исследованиями работе «Натива» и «Бара». Ему удается привлечь известных ученых-историков Бен-Циона Динура и Исраэля Гальперина. Постепенно вокруг них собирается круг исследователей, с помощью которых позднее формируется получивший широкую известность «Центр исследований и документации восточноевропейского еврейства» при Еврейском университете Иерусалима. В работе Центра принимают участие многие именитые ученые.

Израильское историческое общество, в рамках которого начал функционировать Центр, являлся самостоятельной организацией с собственным бюджетом. Используя свои связи, Шауль Авигур сумел мобилизовать для них средства из частных пожертвований, государственных учреждений и различных фондов.

В «Натив» уже давно стекалась информация, полученная от туристов и эмиссаров, собирались книги погибших еврейских поэтов и писателей, различные материалы о жизни евреев в Советском Союзе. Эти материалы послужили исходным сырьем для научных исследований Центра, который занимался каталогизацией, созданием архива, библиографией и библиотекой. Центр приступил к выпуску сборников, содержавших публикации о евреях, Израиле, еврейской религии и культуре, появлявшихся в советской печати. Между «Нативом» и Центром сложились рабочие отношения с четким распределением ролей: «Натив» поставлял Центру материалы для исследований и получал от него готовый продукт. Это позволяло «Нативу» и в особенности «Бару» достигать большей глубины и точности в анализах, делать публикации «Бара» более обоснованными и убедительными.

Выпускаемые Центром сборники документов распространялись среди университетов и советологов в США, Канаде, Латинской Америке, Европе, и это повышало авторитет публикаций созданных «Нативом» центров информации. Со временем статьи Эммануэля Литвинова, представителя «Бара» в Лондоне, Моше Дектора, представлявшего «Бар» в Нью-Йорке и публикации «Современной библиотеки» в Париже удостоились признания за их неизменную солидность и правдивость.

Создание Центра превратило «Натив» в единственный адрес для получения надежной информации по всем вопросам, связанным с евреями Советского Союза.

Таким образом, к началу волны национального пробуждения, вызванного Шестидневной войной, основные элементы конструкции «Натива» были сформированы и направления деятельности определены. Структура опиралась на сотрудников, прикомандированных к израильским посольствам в соответствующих странах, на информационные центры в Париже, Лондоне и Нью-Иорке, на инфраструктуру еврейских общественных организаций и на специализированные общественные организации, созданные для координации действий. Рядом с «Нативом» располагался научно-исследовательский центр, обеспечивавший высокое качество принимаемых «Нативом» решений и выдаваемых им информационных материалов.

Трудные годы поисков не прошли даром. В дальнейшем «Нативу» предстоит сыграть центральную роль в борьбе за спасение советского еврейства. С помощью созданных им инфраструктур и связей «Натив» будет в состоянии осуществлять крупные международные акции и постоянно наращивать давление на советский режим. Далеко не все будет гладко в продолжавшейся недобрых сорок лет трудной борьбе с «империей зла». Будут еще и устаревшие клише и недопонимание природы советского режима и его уязвимых мест, недопонимание советских евреев и их мотивов, ссоры с активистами и не всегда успешные попытки дирижировать всем и вся… Но в конечном счете именно структура, созданная «Нативом», окажется наиболее эффективной и ответственной.