Леонид Гроервейдл●●Дела давно минувших дней

Материал из ЕЖЕВИКА-Публикаций - pubs.EJWiki.org - Вики-системы компетентных публикаций по еврейским и израильским темам
Перейти к: навигация, поиск


Характер материала: Юмор, сатира
Автор:
Леонид Гроервейдл
Опубл.: 4.12.2020. Копирайт: правообладатель разрешает копировать текст без изменений
Дела давно минувших дней

Содержание

Концерт во Дворце молодёжи

Кипа с праздника завершения Торы.

Этому предмету 30 лет.

Его выдали мне на входе в московский Дворец молодёжи 30 ноября 1990 года, куда мы с женой пришли на праздник завершения свитка Торы.

Мы были «в подаче» и недавно получили сообщение, что ответ будет положительный. Нам с женой и её родителям. А моему отцу — отказ. Он числился ознакомленным с какими-то секретными филькиными грамотами по уже закрытому на тот момент проекту «Буран». Проект закрыли, а документацию не рассекретили.

Моим родителям пришлось пережить мысль, что я уеду без них. Иначе не получалось. Отца выпустили только в 1993 году.

На кипе почему-то было написано «Ленинград». Возможно, мероприятие планировали сначала в Ленинграде, но пришлось перенести в Москву, а может быть, его сдублировали, использовав недорозданный запас кип.

В огромном зале на сцене стоял стол, на котором в некоторый момент разложили свиток, и сойфер дописал последние строки. До того и после того были песни и пляски. Среди певших для нас был не больше не меньше, как сам Шломо Карлебах.

Все певцы просили им подпевать. Многие в зале так и делали, а мы с женой не могли: не знали слов.

При исполнении популярных хасидских песен между залом и сценой набегала группа молодёжи школьно-студенческого вида и начинала плясать. Их тут же выносило на сцену, и немедленно выбегал завхоз этого дворца, который их сгонял: сцена не была рассчитана на балет и могла просто провалиться, как тот мост под строем солдат.

В перерыве мы вышли в фойе. Там в самом центре стоял, в синей бархатной кипе, без усов, без бороды, ражий парень хоть куды Пинхас Полонский. Он беседовал с почтенными седобородыми раввинами, так что лезть к нему с вопросами о жизни в Израиле было никак невозможно.

Слушая этот концерт, я понимал, что есть немаленькое сообщество людей, которые организовались вокруг религиозно-культурных занятий. Они знают друг друга, уже завели связи в Израиле. Их там ждут, им помогут.

А я не из этой компании. И поздно в неё втираться, да и не тянет. Меня эта тематика интересовала не настолько, чтобы посвятить ей свою жизнь и подстроить под неё свой распорядок. Семья, работа и совсем другой котелок, в котором я варился с семидесятых годов. И таких, как я было большинство, так что я не завидовал этим ребятам. Дай им бог удачи, а я, с божьей помощью, устроюсь и так.

Кстати, так и произошло. И божья помощь имела место. Незадолго до отъезда, когда я уже уволился с работы, мне понадобилось что-то распечатать на компьютере. И я пошёл в 57-ю школу к Борису Михайловичу Давидовичу (ז"ל). Узнав, что я еду, он дал мне телефоны двух друзей-константиновцев, уже живших в Израиле. Что очень сильно помогло в жизни. Но это уже другая история.

Предотъездные хлопоты

Советская виза второго рода (разрешающая покинуть СССР навсегда)

В январе 1991 года на стенде в ОВИРе вывесили официальный список получивших разрешение на выезд. Мы с женой и тесть с тёщей пошли туда и сдали паспорта, получив взамен так называемую полувизу.

Запускали в кабинет по одному. Чиновник достал из папки заполненную визу, придавил её линейкой посередине и разорвал пополам. Половину отдал мне в обмен на паспорт и велел принести справки с места работы и жительства, что там не имеют ко мне материальных претензий и справку из военкомата о снятии с учёта. А ещё отказаться от советского гражданства, заплатив за это пошлину в размере 250 рублей. И принести квитанцию из сберкассы об оплате. Тогда отдаст вторую половину, чтобы можно было уехать.

Я уволился с работы в начале февраля. Предстояло собраться, оформить все документы в израильском представительстве, отправить всё, что можно посылками в Израиль, купить билеты, поменять рубли на деньги и получить транзитную визу в посольстве Венгрии.

Из квартиры родителей, где я был прописан, меня выписали в ЖЭКе по звонку отца, ещё и принесли бумажку ему на дом. В автобусном парке напечатали нужную бумажку на принтере в моём бывшем отделе — ВЦ, и замдиректора парка мне её подмахнул. В военкомате приняли военный билет с нейтральными рожами, не сказав ни слова — привыкли уже. Оплата прошла, как за воду и свет.

В ОВИРЕ приняли все бумажки и выдали вторые половинки виз. Чиновник деревянным голосом пуганул, что гражданство СССР будет утрачено в момент пересечения границы. Видимо, уже привык к нулевой реакции на это пугательство.

У голландского посольства стояла длинная очередь. Рядом продавали сумки и чемоданы. Какие-то типы раздавали протестантские библии. Ко мне подошёл шустрый мужичонка и предложил, чтобы я взял одну такую, а он мне за неё даст 50 рублей. А почему сам не возьмёт? — Они дают только евреям. Я его вежливо отшил.

В посольство пошёл тесть — оформлять въездные визы на всех. Всё прочее — в Сохнуте. Сохнут сидел в помещении еврейского театра «Шалом» в центре Москвы. Там нам сказали, каким путём ехать (можно было через Бухарест, Будапешт или Варшаву). Добраться туда надо было самостоятельно, потом Сохнут возместит затраты на проезд.

С аэропортом решили не связываться, уж очень поганая там была таможня. Купили билеты на поезд до Будапешта. Купе в спальном вагоне — деньги экономить было ни к чему, наоборот, в Израиле больше дадут. Билеты были на 23 марта.

Начали звонить знакомые люди, интересовались покупкой квартиры тестя. Тут был облом, квартира была государственная, приватизировать её было долго и трудно, а в наших условиях невозможно. Зато садовый домик в Подмосковье продать удалось, и тесть одолжил нам с женой несколько десятков долларов на оплату пошлины в венгерском посольстве за транзитную визу. Сам поехал туда с бумагами, там поставили печати в наши вместопаспорта́.

Надо было заниматься обменом денег. В Москве тогда можно было обменять их только по специальному разрешению, которым являлась та самая полувиза, и только в одном месте — маленькой конторе на Калининском проспекте, недалеко от кинотеатра «Октябрь», и только раз в неделю.

Естественно, туда была длинная очередь. Как всегда, нашлись люди с организаторской жилкой, составили список в тетрадке. Тестю сказали у посольства, где и когда записаться в эту тетрадку. Каждую неделю надо было ходить отмечаться. Тех, кто уже прошёл «банк», вычёркивали, и все оставшиеся получали новые номера. Этот номер надо было помнить и сообщить на следующей встрече. Заодно говорили, где и когда произойдёт эта встреча. На такой-то улице у такого-то дома в такой-то час (поздно вечером) по вторникам.

Эту шпионскую конспирацию развели, поскольку уже ходили слухи об опасности нашего положения. К собирающимся уехать присматривались бандиты. Никому лишнему нельзя было говорить, что уезжаешь. На защиту от милиции никто уже давно не надеялся, её боялись так же, как бандитов (граница между ними была очень условной).

На отметку ходил я, как младший в семье мужик. Два раза отметился. На третий раз, который был 12 февраля, приехал на уловленное место — а там никого нет. Покрутился туда-сюда, никого не нашёл и вернулся домой. Утром сообщил тестю, что облом. Тесть сообразил, что тут дело, очевидно, в обстановке. 11 февраля американцы начали бомбить иракские военные объекты, а иракцы начали пулять «Скадами» по Тель-Авиву. Число желающих ехать как-то резко сократилось.

Мы решили в ближайший день обмена поехать к обменной конторе и встать в живую очередь. Разрешено было поменять по 900 рублей на человека. Деньги надо было выцарапать со сберкнижки, что в этот момент тоже было нетривиально: министр финансов по прозвищу Свиноёжик запретил выдавать на руки больше 500 рублей в месяц. Полувиза не помогала. Что не сняли, оставили по доверенности родственникам.

Приехав к «банку», обнаружили очередь человек на 50, вполне реальную для прохождения. Никаких номеров по списку никто не спрашивал. Перед нами стояли две странные семейные пары: греки из Ташкента со своими жёнами-кореянками. В Москве некорейцу жениться на корейской девушке было нереально, эта община такого не позволяла. В Ташкенте, видимо, была другая обстановка. Греки были потомками депортированных вместе с татарами в 1944 году из Крыма. Собирались в Грецию. В Москву приехали менять рубли, потому что в Ташкенте можно было получить только драхмы, а они хотели уехать из СССР на своих машинах — через все страны, какие там будут по пути.

В некоторый момент я отошёл по известной надобности в общественное место на Арбате. В последний раз прошёл по началу этой улицы у «Праги». Там торчали художники со своими картинами и прочими поделками, какие-то артисты пели под гитару, положив на тротуар кепку. У одного художника за спиной висел плакат «Помогите становлению русской карикатуры», иллюстрированный образчиком его искусства. На картинке Ельцин и Горбачёв перекрашивали красный флаг в американский. У художника в тазике для денег было полно всякой-разной западной валюты…

Нам с женой за 1800 рублей на двоих дали 307 долларов. Курс у уличных менял в это время был 25 рублей за доллар. Менять у них было опасно: это было незаконно, могли посадить (вместо Ближнего Востока отправить на Дальний), да и неизвестно, на кого нарвёшься — и на тех же бандитов можно было, и на продавцов фальшивых долларов…

Для отправки книг бандеролями надо было получить справку из библиотеки им. Ленина, что среди них нет каких-то ценных. Для вывоза швейной машинки тёщи — семейной реликвии немецкого производства 1911 года выпуска — разрешение из Политехнического музея. Надо было ходить по магазинам и собирать пустые картонные ящики. В очередях рычали, все думали, что я лезу без очереди что-то покупать. Настроение у всех было мерзкое, искрило, до драки каждый раз были малые сантиметры…

Поролон для упаковки стеклянной посуды надо было добыть. В стихийной толкучке у какого-то метро купил кусок у интеллигентной пожилой еврейки, продававшей только его с очень растерянным выражением лица. Тесть где-то добыл координаты человека, у которого можно было достать большой кусок. Я поехал на мебельный склад в глубине Московской области, купил у старого еврея — завскладом за сотню основу дивана и выбирался обратно на двух электричках. Тёща наделала из этого прокладок, так что все рюмки и стаканы дошли в контейнере целыми…

Посылки на адрес брата тестя в Нацрат-Илите надо было отправлять со специальной почты, принимавшей посылки в Израиль. Таких было три на всю Москву. На Главпочтамте кончились бланки сопроводительных писем. В районе метро Маяковская было закрыто. Пришлось ехать на такси к чёрту на куличики, откуда потом пришлось полчаса ехать на автобусе до метро «ВДНХ». Послали столько дремучего барахла, что и сейчас странно. Резиновые сапоги, пишущую машинку… Но никто не знал, что пригодится.

Рядом с помещением Сохнута была ещё какая-то комнатка, в которой что-то продавали. На сохнутовских дверях висело объявление, что эти соседи — частная фирма, и они за неё никакой ответственности не несут. Многие тогда этого не понимали. Из Израиля — значит, всё связано. Частники представляли фирму «Траклин хашмаль», ныне околевшую. Предлагали за сколько-то рублей купить талон, по которому в Израиле дадут в магазине фирмы товара на 50 шекелей. Мы почувствовали разводку и не стали с ними связываться. За 50 шекелей уже тогда можно было купить то ли утюг, то ли матюг (скорее второе), а что-нибудь более полезное — доплачивай. Но жалко полусотни, так пойдёшь именно в этот магазин.

А вот на другое объявление в том же предбаннике Сохнута мы отреагировали. Предлагалось за рубли купить страховку израильской компании Такой-то на полгода. Я поехал по указанному адресу. В комнатке при каком-то домоуправлении сидел старый еврей и оформлял этот пакет: страховка, направление в банк Сякой-то и больничную кассу Этакую. Стоила эта радость 220 рублей на человека — месячную зарплату.

Как потом выяснилось, все крупные банки Израиля продавали такие пакеты. Каждый банк тащил за собой свою страховую компанию и больничную кассу. Страховым компаниям это было тоже выгодно: через полгода страховку, уже за деньги, покупали, как правило, у них же. Банки были все одинаковые (да и сейчас тоже), так что никто ничего не потерял. А вот больничной кассы, куда нас направили, не оказалось в Нацрат-Илите, куда мы приехали. Записались в другую.

Между делом шла культурная программа. Ульпан, трёхдневный курс первичного ознакомления с жизнью в Израиле (полное фуфло), попытки чтения детских книжек, попавших в руки разными путями.

И собирание последних сумок, в которые уже не лезло всё нужное. Чемодан, вокзал, Израиль. Расставание с друзьями, с родителями. Поехали…

Дорога наверх

Мы выехали из Москвы 23 марта 1991 года. Поезд в Будапешт шёл через Чоп. Наши билеты были самые дорогие, в спальном вагоне, где купе на двоих. Ехать было трое суток.

Меня предупредили добрые люди, чтобы никому не говорил, где прячу ценности. Я сказал спасибо и внутренне посмеялся: всех ценностей было два золотых кольца на жене и одно на мне. Ну, и несколько серебряных цепочек, которые я подарил жене по разным поводам.

В дороге я как-то вышел в коридор посмотреть в окно на проезжаемую местность и оказался недалеко от купе проводников. Они там сидели и разговаривали, а я долго не мог понять, на каком языке. Слова были все обычные, украинские, но произносились совершенно не по-украински. Наконец дошло, что это очень похоже на пение венгерских певцов по телевизору. Бригада была из Мукачева, там все говорят с венгерским произношением.

Время было поганое. За пару недель до нашего отъезда гебуха устроила нападение на телецентр в Вильнюсе, поубивали людей. Было ясно, что вот-вот случится коммуно-фашистский переворот. На львовской ратуше уже гордо рiяв жовто-блакiтний прапор, но власть была ещё советская. И до последнего момента не было гарантии, что мы доедем до Венгрии.

В Чопе поезд час катали туда-сюда, растаскивая по одному вагону, чтобы заменить колёсные пары. Начальник поезда прошёл по вагонам, раздал бланки таможенных деклараций и сказал, что включать в опись (золотые вещи надо, серебро — нет). Пассажирам обычных купейных вагонов приказали выйти с багажом на таможню. Потом нам рассказывали, что там был обычный советский грабёж с издевательством. Людям говорили: «Вот это вывозить нельзя. Не согласны — оставайтесь здесь и добивайтесь своего». Разумеется, добро бросали там — не оставаться же, в самом деле…

Пассажиров СВ не тронули. Сословные привычки в совке никуда не делись со времён царя Гороха. К нам таможня явилась лично. Двухметровая баба в чёрном кожаном пальто до лодыжек вошла в вагон и поговорила с проводницами уже на настоящем венгерском. Ясно, о чём: ей доложили, у кого из пассажиров что есть. В нашем купе она взяла заполненную мной таможенную декларацию, спросила, есть ли серебряные вещи. Я сказал, что есть, но их не велели включать в опись. Баба приказала дописать. Я стал дописывать, а когда поднял глаза, её уже не было в купе. Пошла в соседнее, к тестю с тёщей. Там взяла на лапу 200 рублей (по полсотни за рыло) и пошла дальше. Видимо, проводницы точно установили и доложили, что с нас взять толком нечего.

Через полчаса езды после Чопа поезд остановился. Вошли советские пограничники, проверили визы, обнюхали углы и вышли. Ещё пять минут езды — остановка. Вошли венгерские пограничники, и я понял, что мы проскочили. Ребята проверили визы, на очень хорошем русском языке сказали «добро пожаловать в Венгрию» и вышли. В принципе, можно было часа три поспать, но не спалось.

На вокзале в Будапеште встречали представители Сохнута. Скомандовали собраться всем вместе, домашних животных взять в руки. На перроне частой цепью стояли полицейские с короткими десантными автоматами. Какая-то дура завела речь, что мы под конвоем. Другая женщина ответила ей очень зло и угрожающим тоном: «А вы не обратили внимание, в какую сторону направлены их автоматы? Не бывали в ситуации, когда они направлены на вас? А я была, я из Андижана».

Кстати, через пару недель, уже в Израиле, мы прочли в газетах о нападении террористов на автобусы с новыми репатриантами в Будапеште. Террористы просочились то ли из Австрии, то ли из Югославии. В перестрелке погиб венгерский полицейский…

Мы загрузились в автобусы. «Икарус-283» выглядел совсем по-другому, чем в Москве, в автобусном парке, где я работал до отъезда. Он был короткий, без хвоста на резиновой гармошке, и в салоне было просторнее за счёт меньшего количества сидений. За окном мелькали картинки Будапешта, до того виденные только по телевизору. Нас везли на базу Сохнута, которая располагалась на месте бывшей базы советской армии. У зданий бывших казарм торчали агитационные щиты с военно-советскими лозунгами. С окон дисковыми пилами спиливали решётки.

Самолёт был вечером. До этого нас там покормили и дали поспать. Кроватей на всех не хватило, я дремал на стуле в углу. Вечером на таком же автобусе — в аэропорт. Весёлый русскоязычный парень из службы безопасности проверял ручную кладь. Кто-то разочарованно спросил, почему не Боинг, а ТУ-154, он ответил: «Дайте „Малеву“ долларов, они купят Боинг». Самолётный корм в пакетиках с перечёркнутым рылом улыбающейся хрюшки. Дали выпить (на выбор — вина или пива).

И вот — аэропорт Бен-Гурион. Тогда терминал был один. Конец марта, но жарко было по-летнему. В зале, где нас обрабатывали, каждого вызывали к столу служащих и тут же на месте генерировали нам документы. Моя фамилия на иврите оказалась написанной совсем не так, как я ожидал. Куча мелких деталей была совсем не такая, как ТАМ. Я впервые увидел газировку, разлитую в пластиковые бутылки (тогда в совке были только стеклянные). В туалете ручка для слива воды была на передней панели бачка, а не на боковой. А кран был такой, что я вообще не смог его открыть: поворачивал рычаг влево-вправо, а вода не лилась. Откуда было знать, что надо «заломать» его кверху?

Пошли получать багаж. У нас вместе было барахла на две тележки. Вывезли одну наружу, надо идти за другой, а там охрана не пускает. Это выход, а не вход. Моего иврита хватило сказать, что есть у нас ещё вещи внутри (спасибо Лёве Фридлендеру, ז"ל, учившему нас ещё в 1980 году). Один их охранников сопроводил нас с тестем до второй тележки и обратно.

Такси до Нацрат-Илита. В машине одновременно играло радио и непрерывно балаболила рация. Я пытался хоть что-нибудь понять, но не преуспел. Разгружал вещи и затаскивал их в квартиру к дяде жены уже на последних процентах заряда. И мёртво задрых на ковре в кухне дядиной квартиры рядом с клеткой, в которой сидел петух.

Пружина страха и нервного напряжения разжалась очень резко. Ощущение, что здесь безопасно, что вся страна нас защищает, а не нападает (как выяснилось, не совсем верное), держалось потом годами. Стереотипы мышления, притащенные из Москвы, проявлялись тоже годами, и до конца не ушли до сих пор. Может быть, и не так уж это плохо. Каждый приносит в нашу страну что-нибудь с собой, и часто что-то хорошее. Это всё достанется нашим детям, а уж они разберутся, что куда девать.

Главное - мы дома.

См. также