Константин Константинович Арсеньев●●Respise finem
Характер материала: Эссе |
| Копирайт: правообладатель разрешает копировать текст без изменений |
Когда я думаю о еврейском вопросе, мне часто приходят на память заключительные слова известного гекзаметра: «quid- quid agas, prudenter age, et respice finem». Да, всегда и во всем необходима мысль о конце, то есть о результате предпринимаемого, неизбежном или наиболее вероятном . К чему могут при¬вести стеснения, тяготеющие над евреями? Было время, когда для самой постановки такого вопроса не оставляла места стихийная, слепая ненависть к еврейскому народу, навеянная религиозным фанатизмом. За «врагами Христа» не признавалось никаких прав, даже права на жизнь; изменялась степень гнета, но его законность и справедливость стояла вне всяких сомнений. Всегда, притом, можно было прибегнуть к изгнанию евреев из пределов государства. Их было немного, и к осуществлению этой меры не было непреодолимых препятствий. Не раз она была принимаема и в России, при императрицах Екатерине I и Елизавете.
Положение дел изменилось радикально после того, как разделы Польши сразу увеличили число русских подданных-евреев . Теперь, когда их несколько миллионов, немыслимо не только насильственное, но и добровольное выселение их из России. Слишком трудно такой массе подняться с места, слишком трудно ей устроиться, хотя бы и разбившись на части, в другой стране или в других странах. Коллективной эмиграции евреев не вызвали ни много раз возобновлявшиеся погромы, ни усиленная пропаганда сионизма. Неисчислимы и прочны нити, связывающие с родною землею, — а не может не быть родною земля, в которой покоятся предки и в которую глубоко ушли корни собственного существования. Разорвать эти нити бессильны удары извне, бессильны призывы в загадочную и чуждую даль.
Судьбы русских евреев неотделимы от судеб России. Пускай ненавистникам еврейства это кажется злом, но и с злом, если оно неотвратимо, следует мириться, и только в примирении с ним можно найти средство к его исцелению. Было время, когда русско-еврейская интеллигенция, еще малочисленная, стремилась усвоить себе русскую образованность, и даже в правительственных сферах — напр., в бытность Пирогова попечителем учебных округов одесского и киевского, — проявлялось сочувствие этому стремлению. Что оно было осуществимо, это доказывает пример Западной Европы.
Но благоприятный момент был упущен, начавшееся движение остановилось; оттесняемые все дальше и дальше от общего русла русской жизни, евреи стали искать другой дороги — и нашли ее в развитии своей особой культуры. Одновременно с возрождением интереса к древнееврейскому языку, сложилась и окрепла богатая литература на языке разговорно-еврейском (так называемом жаргоне).
Ошибочно было бы видеть в этом препятствие на пути к разрешению еврейского вопроса. В таком государстве, как Россия, неизбежно разнообразие национальных культур, вполне совместимое с преобладанием, свободно пригнанным, той из них, которая создана господствующим пламенем. Последние десятилетия ознаменованы поразительно быстрым ростом литератур малорусской, белорусской, литовской, латышской; нет причины, по которой не могла бы найти место, рядом с ними, ново-еврейская литература. Их рассвет не опасен для русской литературы, завоевавшей почетное место среди литератур всемирного значения и всемирной ценности. И чем полнее будет простор для всех течений, рож¬дающихся на русской почве, тем меньше останется места для враждебных между ними столкновений, тем шире станет область их дружной работы.
Если уже теперь не редкость — одновременная принадлежность писателя к литературе общерусской и к литературе его родного языка, то тем чаще она будет встречаться тогда, когда потеряют силу или исчезнуть национальные предрассудки. И столь же возможны, столь же вероятны однородные явления в других областях творчества и жизни. Из среды евреев вышел такой превосходный русский судебный оратор, как А. Я. Пассовер; сделаться выдающимся профессором ему помешал только поворот к антисемитизму, совершившийся во второй половине шестидесятых годов. Замечательных политических ораторов-евреев мы видели в первой Государственной Думе. Прошедшее служить ручательством за будущее: не умаления, а приращения умственных богатств России следует ожидать от падения преград, замедляющих или затрудняющих поступательное движение русского еврейства. Остановить его эти преграды ни в каком случае не могут.
Русское еврейство растет количественно и качественно. Увеличиваясь в числе, оно все больше и больше страдает от тесноты, переходящей в сдавленность; развиваясь умственно, оно все болезненнее чувствует тягость незаслуженного гнета. Пока бесправие было достоянием громадной массы русского народа, усиленная его степень, выпадавшая на долю евреев, сознавалась ими не так ясно и ощущалась не так живо, тем более, что тогда в их среде едва работала мысль, заглушаемая вековою привычкой к смиренному терпению. Теперь все изменилось вокруг них и в них самих; параллельно с общим подъемом правосознания идет укрепление его в еврействе, под руководством быстро развившейся и постоянно растущей еврейской интеллигенции. Одинаково немыслимым является, в настоящую минуту, возвращение назад и продолжительное стояние на месте.
Современное положение русского еврейства обусловливается двумя демаркационными чертами: географическою «чертою оседлости» и юридическою гранью, преграждающею или затрудняющею для евреев доступ к тем или другим занятиям, в те или другие профессии. Обе черты приводят к аналогичному результату: к скученности—скученности в данных местностях, скученности в данных сферах деятельности. Аналогичны и дальнейшие последствия: ненормальное усиление конкуренции, бедность — часто доходящая до нищеты громадного большинства, быстрое обогащение немногих, болезненное обострение одних способностей, атрофия других, масса напрасно растрачиваемых сил, взаимное недоверие и отчуждение.
Особенно яркую иллюстрацию к этой картине дает история русской адвокатуры. Вполне понятно переполнение ее евреями, для которых закрыты все остальные поприща, обычно открываемый юридическим образованием . На почве этого переполнения выросли ограничительные меры, по временам прямо обращающиеся в запретительные. Одно праволишение влечет за собою другие, еще более тяжкие. В момент вступления на юридический факультет еврею предоставляется верить, что у него будет хоть один способ приложения приобретаемых им знаний; по окончании курса он узнает, что эта вера была ошибкой…
С другой стороны, нормальная жизнь профессии возможна только тогда, когда ей посвящают себя добровольно, а не под влиянием «внешней превосходящей силы». Для профессии нежелателен лихорадочно ускоренный рост, нежелательны люди, приводимые в ее ряды не живым интересом к ее задачам, не свободным выбором, а безысходною нуждою… А «черта оседлости» — сколько она создает торговцев по неволе, сколько паразитов в виде факторов, посредников разного рода, бесполезных, иногда вредных, с трудом влачащих собственную скудную жизнь!..
Сходство между обеими «чертами» не исчерпывается вредом, который они причиняют евреям: оно идет дальше, выражаясь в том трудно определимом, но несомненно большом ущербе, который они приносят благосостоянию страны. В благоустроенном государстве не должно быть париев — не должно быть не только потому, что существование их противно элементарным требованиям гуманности и справедливости, но и потому, что истинно прочным цементом государственного единства может служить только духовная связь между властью и гражданами, коренящаяся в полноправности последних.
Возвращаюсь к своей исходной точке. Памятование о конце, издавна рекомендуемое народною мудростью, бросает свет на единственное правильное разрешение еврейского вопроса. Если евреям бесповоротно суждено оставаться в числе обитателей российской империи, если невозможно как насильственное, так и добровольное их удаление из ее пределов, то целесообразно ли удерживать их в положении граждан низшего сорта, равных с другими только по обязанностям, но отнюдь не по правам? Если правительственная деятельность должна быть направлена к установлению теснейшей внутренней связи между целым и всеми его частями, то практично ли оставлять миллионы мирных граждан пасынками государства? Не пора ли именно теперь, в виду близкого окончания войны, так много от всех требующей, так дорого всем стоящей, поставить на очередь отказ от традиционных предубеждений, от продиктованной ими политики ограничены и стеснений?
