Игорь Печерский●●"Чири-бири-бом", или инфернальная история в 4-х унылых действиях с Багацем и эпилогом
Характер материала: Эссе |
Пролога у этой истории не видать, действие разворачивается постепенно в унылых белорусских городишках, унылом петербургском госпитале, унылом самарийском поселке и унылом иерусалимском зале суда. Зато эпилог обещает быть гораздо более радостным.
То есть на самом деле пролог тоже был, только нас еще тогда не было. Пролог был примерно тогда, кода произошло первое грехопадение: когда Мир (еще не ставший Природой, т.е., еще обладавший свободой воли) не смог создать "дерево, которое плод", и ограничился созданием "дерева, делающего плоды". С той поры все и смешалось: проклятия и благословения, Освящение Имени и Осквернение Имени, правда и ложь. И пришлось появиться нам, чтобы во всем этом разобраться. Итак, перед нами на сцене - одна из многочисленных разборок, порожденных все той же древней катастрофой в области сильвикультуры.
Первое действие начинается в 70-ых годах 18-ого века, в еврейских местечках Литвы, Белорусии и Подолии. Разгоревшийся тогда спор между "хасидами" и "миснагидами" на первый взгляд был похож на обычные еврейские споры. В те годы, по следам гала-концерта Шабтая Цви, Натана из Газы, Берухьи из Салоник и Якова Франка таких споров было особенно много: в Германии еще полыхала "битва гигантов" (Эмдена и Эйбшица), в Земле Израиля - вечная битва между сефардами и ашкеназами (приведшая к разрушению Синагоги Хурва и изгнанию ашкеназов из Иерусалима), и внутри самих сефардов (по поводу комментария р. Хаима б. Атара). В Йемене разгорался спор между "балади" и "шами". Были еще живы участники травли Рамхаля. Наконец, все еще были актуальны споры с франкистами, и уже намечались горизонты будущих споров с "маскилами". И все-таки сходство конфликта "хасиды"/"миснагиды" со всеми остальными внутриеврейскими конфликтами - поверхностно и обманчиво. Уникальность споров "хасиды"/"миснагиды" (точнее, тех преследований, которые "миснагиды" обрушили на "хасидов") - в том, что характер этих споров и преследований определялся одним-единственным человеком. Человек этот опирался на те же самые пласты еврейской традиции (и "галахической", и "социальной", и "мистической"), что и хасиды. Более того - он был таким же революционером и реформатором этой традиции, как и самые смелые из хасидских лидеров. Более того, им жил теми же мессианскими чаяниями, что и основатели хасидизма. Более того, именно его уже при жизни называли аРав-аХасид.
И тем не менее именно этот человек увидел в хасидизме страшную опасность для еврейства, и приложил всю тяжесть своего авторитета для искоренения этой опасности. Почему он так решил? Наверно, здесь тоже не обошлось без последствий первого грехопадения (см. выше), и необходимости разобраться в запутанной каше из Освящений и Осквернений - но это уже тема для другого сюжета. Человека этого звали, естественно, р. Элиягу б. Шломо-Залман, Гаон из Вильно.
Так или иначе, это был уникальный случай того самого "спора во Имя Небес", о котором столько писали наши мудрецы, но который так редко встречается в действительности. Потом уже на это "во Имя Небес" наложилась всякая шушера - грызня мелких функционеров и недоумков и с той, и с другой стороны, взаимная клевета, естетвенные экономические интересы, и естественна любовь евреев к склокам и раздорам. Но по сути это был именно спор во Имя Небес. И именно этим он был страшен для хасидов: ибо, как сказано в Мишне, спор во Имя Небес - это не хухры-мухры.
Кроме этого. после нескольких неудачных попыток примирения хасидские лидеры поняли, что компромисс с миснагидами невозможен, пока тон в споре задает Виленский Гаон (и, действительно, забегая вперед - сразу после смерти Гаона спор стал мельчать и в конце концов затих). Следовательно, Гаона надо устранить.
Было это еще в более-мене "вегетерианские" времена, когда евреи в спорах между собою еще не прибегали к физическому устранению противников. Это потом, в более просвященные времена будут еще ритуальное побиение камнями "טויטע חסידים" (по указанию р. Давида Тверского из Тальны), и убийство כאפערס (Каменец, 1838 - по указанию р. Израиля Фридмана из Ружина), и убийство р. Авраама Коэна (Львов, 1843), и убийство Де Хаана, и внутриеврейские разборки в НКВД, и Арлозоров, и Альталена, и Кестнер, и Рабин, и убийство арабами одних евреев из оружия, переданного им другими евреями...
В 18-ом веке евреи все еще ограничивались "косвенными мерами". Иногда - взаимным кровавым наветом (Львов, 1759). Чаще - взаимными бойкотами (многочисленные разновидности херема). И только в самых серьезных случаях - настоящими проклятиями. На этот раз случай был более чем серьезный. И вот в 1783 году, 9 вождей хасидизма решаются на крайнюю меру: принять заклятие, разрывающее связь между Душой Виленского Гаона и ее Небесным Источником. Говоря по простому, в результате этого проклятия Виленский Гаон должен был сойти с ума и публично порвать с иудаизмом. Все замечательно, только 9 - некруглое число. Для приличного заклятия нужно 10. И вот два крупных хасидских авторитета - р. Борухл из Тульчина (внук Бешта), и р. Шлойме из Карлина - едут в городок Лиозна, к местному маггиду, с предложением: стать десятым. И поисходит нечто малопонятное. Вышеназванный кандидат на роль "десятого" от этой почетной роли отказывается. Аргумент примерно такой: понятно, что заклятие сработает, Гаон спятит и крестится, и судьба хасидизма - к вящему Освящению Имени Небесного - будет спасена. Но сам факт крещения Виленского Гаон окажется непоправимым Осквернением Имени Небес, а этого допустить - и, тем более, прикладывать усилия для этого! - никак нельзя. Ибо как после это это участники "заклинающей десятки" смогут смотреть в глаза своим детям?
И тогда р. Шлойме произносит некое страшное проклятие...
В чем именно оно заключалось - трудно сказать наверняка. Известно только, что присутствовавший при этом старший сын маггида-пацифиста от ужаса упал в обморок, и потом несколько месяцев не мог прийти в себя.
Смутные легенды утвеерждают, что Карлинер ребе проклял Лиозненского Маггида примерно так: "Ты не хочешь допустить Осквернения Имени даже ради Освющения Имени, чтобы тебе не было стыдно смотреть в глаза твоим детям? Так вот, Оскернение Имени и Освящение Имени будут для тебя навсегда неразделимы: самый любимый из твоих детей станет для тебя причиной нестерпимого стыда, и источником Осквернения Имени, а твои ученики будут пытаться изобразить это типа как Освящение Имени"...
Действие второе. Проходит четверь века. Из участников нашего первого действия первым погиб р. Шлойме из Карлина (он видел в себе Мессию, сына Иосифа, и как подобает Мессии, заранее предсказал свою смерь - от казацкой пули). Борухл из Тульчина становится Борухлом из Меджибожа, и умирает в глубокой депрессии, предварительно убив великого еврейского юмориста Гершона Острополера. Лиозненский Маггид теперь зовется Алтер Ребе из Ляд, Бааль аТания, создает движение Хабад, и умирает в качестве беженца от ненавистного ему Наполеона. Его старший сын (тот самый, который упал в обморок), становится р. Довбером из Любавичей, Срединным Ребе Хабада.
Проклятие Карлинер ребе таки сбывается. Мойше, младший сын лиозненского маггида, любимец и помошник отца, заболевает тяжелым психическим расстройством. Многочисленные и дорогостоящие поездки к врачам (в Петербург, в Броды, в Кенигсберг) только оттягивают трагическую развязку. Где-то в 1812-13 году происходит срыв: возможно, триггером стало недолгое пребывание Мойше во французском плену, и вынесенный ему приговор к расстрелу за шпионаж в пользу русских. После 1813 года упоминание о "болезни" Мойше станятся постоянной темой переписки его родственников. А 1820 году он скоропостижно крестится, причем, судя по архивным данным, дважды или даже трижды - сперва в католичество (из-за несоблюдения формальностостей епископальное начальство потребовало повторного крещения), потом - в православие.
Родственники с переменным успехом пытаются добиться его "выдачи" обрато в семейное лоно. Наконец, ближе к зиме, русские власти окончательно перевозят Мойше в Петербург. Там его обследуют психиатры и церковные иерархи, кладут на интенсивное лечение в госпиталь... Больше никаких достоверных документов о нем не сохранилось. Дочери Мойше, оставшиеся "при дворе" р. Довбера после крещения их отца, в 40-х годах 19-ого века переезжают в Эрец Исраэль. В погребальной книге Масличной Горы они обе указаны как "внучки р. Шнеур-Залмана из Ляд, бааль аТания", вместо имени отца - прочерк.
Зато в еврейском фольклоре Мойше Шнеерсон занял ключевое место. В 19-ом веке любимой шуткой "миснагидов" и "маскилов" было комментирование популярной хасидской песни (в исполнении сестер Бэрри) "Чири-бим, чири-бом, чирибири-бом". Как известно, сами хасиды, уделяют больше внимание расшифровке ключевого слова "бом", раскрывающего суть хасидизма: "бет" и "мем" - это первые буквы Торы и Мишны. Недаром сказано ודיברת בם Так вот, для миснагидов и маскилов ключевое слово "бом" действительно раскрывало суть хасидизма: בם - בערניו מוישניו ביידע משומדים "Береню, Мойшеню - оба выкресты". Береню - это р. Бер из Леово, любимый сын р. Исраэля из Ружина, и тоже выкрест. Но это уже другая история...
Действие третье. Происходит уже в наше время. Для хасидов Хабада создание фольклора вокруг р. Мойше свелось к сочинению красивых легенд про жертвенного борца с христианством, которого преследовали церковные власти (по одной версии), или по другой версии насильно заставили креститься, и он провел многие десятилетия в бегах, скрывая свое имя и происхождение. Короче, в отношении лиозненского маггида проклятие Карлинер-ребе сбылось полностью: и про источник стыда, и про безнадежное смешение Освящения Имени с Осквернением Имени. Но счет самого Карлинер-ребе еще не закрыт. Карлинский хасидизм, переименовался в "столинский", и пережив невиданный подъем в конце 19-века, постепенно скукожился до рамок еще одного этнографического заповедника. Волею судьбы, часть карлин-столинских хасидов оказалось пойманными, как в западню, в унылые недостроенные многоэтажки, построенные когда-то компанией "Звезда Самарии". Компания проворовалась, ее создатель стал преуспевающим бизнесменом (и закулисным боссом партии религиозных сионистов "Байт Йегуди"), а выстроенные им выселки получили многозначительное название " С нами Бог". Действительно, Бог с ними... Бок о бок с карлин-столинскими хасидами, в Иммануэле застряли самые разные "социальные случаи", включая каких-то малопонятных (для хасидского глаза) "балей-тшува" криминального происхождения, и похожих на арабов сефардов, не говорящих по-еврейски (אפ יידיש).
Понятно, для тех, кто живет в рамках этнографического заповедника, высшей формой Освящения Имени является сохранение и поддержание этих рамок, стремление "не смешаться" с другими. Но в соответствии с проклятием Карлинер ребе, Освящение Имени и Осквернение Имени снова оказались безнадежно перемешанными...
Действие четвертое. Собственно, оно и так хорошо всем известно. Тем, кто хочет получить подробное и объективное изложение этого действия, могу порекомендовать здесь и [здесь http://www.jpost.com/Magazine/Features/Article.aspx?id=178028]. Eсли вкратце, то в зале психоделического Дворца Правосудия в Иеусалиме снова смешались Освящение Имени и Осквернение Имени. Искренние борцы за справедливость выставили себя в качестве удобных идиотиков, объектов манипуляции в руках израильских властей (реальных властей - т.е., не тех, кого избирают и кто принимает законы, а тех, избирает сам себя и кто законы трактует). А "простые евреи", желающие лишь одного - оставаться евреями (в том виде, в каком они понимают) - выставили себя в качестве упертых ксенофобов, расистов и жуликов. Инфернальное проклятие Карлинер ребе продолжает работать.
И все-таки, эпилог этой уныло-инфернальной истории может оказаться счастливым. Раньше или позже мы научимся не спрашивать "кто прав и кто виноват" в этой истории. И - что еще хуже - не реагировать по принципу "наших бьют". И не глядеть на эту историю со стороны, с безразлично-этнографическим осуждением (или, еще хуже, с безразлично-этнографическим состраданием). Когда Осквернение и Освящение так сильно перемешаны, есть только один способ это исправить: залезть внутрь, и разобраться что к чему. Например, как заметил сегодня один мой сосед: "Мы здесь (в палаточном лагере возле тюрьмы Маасиягу) не ради харедим, а ради общечеловеческих ценностей". На языке Карлинер-ребе, Виленского Гаона и Лиозненского Маггида именно такой подход и называется בירור. Т.е., разборки...
И тогда, если толком разобраться, станет понятен истинный смысл вышеупомянутой мистической песни "Чирибири-бом": כי־ישרים דרכי יהוה וצדקים ילכו בם ופשעים יכשלו בם
